— Так ничего хитрого — ответил человек, опрокидывая в рот рюмку водки и деловито заедая ее анчоусами. — Хотя и не твоего ума это дело, дорогой. Я сосредоточился и объяснил.

— Что, позвольте спросить?

— А то, что связи и деньги — всего лишь инструмент, лично мне ничего особенного и не нужно. А вот ребятишкам приютским — многое!

— И прошло?!

— А как же?! Я ж не врал.

Москва медленно оживала, и присматриваясь, продолжала дела, ведущиеся от начала времен.

Я не лучше и, надеюсь, не хуже других. Но вслед за Хмельницким мог бы повторить:

— Я маленький человек, но Он выбрал меня.

Да, именно так оно и было. Замыкая цепи подрыва там, я был готов к чему угодно. Скорее всего, к небытию. Пустоте. Но вышло совсем по-другому.

Неведомая мне Воля заставила возродиться в теле ребенка и приказала:

— Иди. Ты должен будешь идти, и делать, делать и делать.

Беда только в том, что никто не объяснил, куда надо идти и что делать, а прежние воззрения стали слезать с меня, как змеиная шкура на солнцепеке.

Сначала как дым растаяли иллюзии о сетевых сообществах, ранее представлявшиеся идеальными, а идея коммунизма при ближайшем рассмотрении оказалась пригодной лишь для клинических дебилов. Коммунизм всегда существовал в семьях и пребудет там вовеки. Но вот когда человек взрослеет, все оказывается чуть строже.

Потом взамен возник Коллективный Бог, составленный из мелких обывательских хотелок. И я стал почти счастлив. Тем более, что меня в моих заблуждениях поддержал такой авторитет, как прошедший огонь, воду и все остальное, Илья Николаевич Вельяминов.

И все опять оказалось не так. Неправильно. Зыбко. Хоть раз ощущали, как из-под ног уходит земля? Надеюсь, нет. А я вот теперь постоянно чувствую, как твердь под ногами становится болотом.

При всех различиях в мировоззрении, Гервасий своими речами смог не на шутку зацепить меня и заставить с сомнением размышлять о вещах, прежде представлявшихся чем-то незыблемым.

Да, это общеизвестно: атеизм и вера во всемогущество науки — всего лишь разновидность религии. Так меня и воспитали — в духе представлений о том, что именно деятельность по претворению в жизнь достижений фундаментальной науки сделает нас счастливыми владыками своей судьбы. И я в это верил. Истово и слепо, как и приличествует любому фанатику. Ну, и чем я был лучше какого-нибудь сектанта-пятидесятника? Да ничем, получается. У нас обоих в голове — одинаково недостоверные воззрения на окружающий мир и наше место в нем. Разница лишь в том, что с моими заблуждениями жить можно чуточку комфортнее.

Забавно, но отец Гервасий, частенько повторявший мужикам: «Смотрите, но не видите», говорил и обо мне.