— Человеческой, разумеется.

— Ну, прямого отрицания Бога тут нет, что беспокоитесь, отец Гервасий?

— Да, прямого отрицания нет, но есть намерение — убрать идею Бога из концепции развития Мира.

— Тогда я понял. Нарыв прорвался у Вольтера, который объявил, что Бог — источник движения, но есть еще и Мировая Душа, «архитектор Вселенной». И тут же проговорился, что все-таки мир меняется лишь тогда, когда меняются идеи, движущие людьми.

— А я что говорю, коснувшись Истины, не проговориться нельзя! Но заметьте, Вольтер считал, что за идеями стоит человек. И начался мрак эпохи «Просвещения». Дальше — больше. Вниз катиться проще, чем карабкаться к высям горним. Аничков заявляет о том, что присущее каждому религиозное чувство — результат фантазий. Джанбатиста определил, что все идет по кругу-спирали, и от вам пожалуйста: механистическая модель истории, поддержанная Винкельманом. Тот вообще был забавник из редких: заявил что развитие государств определяется лишь климатом и формой государственного устройства.

— Как просто! — восхитился я.

— Да, людей пытались убедить, что мир — прост. Гольбах провозгласил, что история человечества — лишь история «законодательных идей», и своей историей человек может управлять сам. Батурин, Лессинг, Дай Чжень, Ламетри и иже с ними славят просвещение. Долго и громко, но как-то фальшиво. Пристли говорит, что мысль и сознание — следствие особой организации материи. Можно долго перечислять идеи, но итог был печален — люди начали слушать Грановского, Карлейля, Милютина, Бакунина и Ткачева.

— А тут и до смертоубийств недалеко.

— Правильно мыслите, — с горечью согласился батюшка. — Не было бы механицистов, не появились бы и полоумные марксисты, считающие, что историю двигают механически возникающие противоречия производственных отношений. И не было бы фашизма, поскольку фашизм в точности равен марксизму, но при сохранении частной собственности.

— Понимаю. Социализм и фашизм так сражаются с религией, потому как наличие Бога делает иллюзорным право вождей народов вершить историю. Но ваши лживые иерархи, погрязшие во всех мыслимых пороках и присвоившие себе право говорить от имени Его — чем лучше?

— Ничем, — пожав плечам, ответил отец Гервасий. — И я слаб и невоздержан. Только знаю и говорить буду, что к Нему способен прийти любой. А придя — обрести просветление и силу. Для этого не нужны пухлые талмуды со сказками древних скотоводов, а лишь пытливая мысль и желание понять Замысел Его.

— Так вот почему вы служите в этой забытой всеми богами деревне!

— Иного ожидать не приходилось.