— Что в итоге? — спросил Холодова Георгий Максимилианович.

— Город чист. До белых костей, и всего лишь за сутки.

— Да, — пробормотал Маленков, тяжело встал с кресла и прошелся по кабинету. — И кто бы мог такое подумать…

Затем резко развернулся к застывшему по стойке «смирно» полковнику, и с тоской в голосе спросил:

— Потери?

— Отсутствуют.

— В Ленинграде?

— То же самое.

— Быть того не может! Что, не было попыток противодействия?

— Были, как не быть. Много вывозить пришлось. Наверное, тех, кому терять было нечего.

— Так почему…?

— В основном, в спину. Большинство все же, желает жить по совести, ну, по мере сил и помогали.

— И сколько же наши совестливые сограждане покрошили народу, по мере скромных сил своих?

— Не так и много. В Москве — тысяч двести, в Питере примерно столько же. Ну, плюс-минус, точно никто не считал. Большинство все же в нюансах разбираться было не настроено. У многих наболело.

А тут такой случай! Делай как правильно, и ничего тебе не будет, ежели все по совести. Многие воспользовались. Некоторые, правда, потом пострадали, но это уж, как ребята подтянулись.

— Да уж, — весенним сугробом осел в кресло Маленков. — Учудили вы, ребятки, да так, что уж и не знаю, что говорить. Мало не полмиллиона граждан за сутки на удобрения пошли.

— Люди сами разобрались, что к чему. Кто им друг, кто враг, а кто — так, ни рыба ни мясо. Юра правильно решил, затягивать не стоило.

— Так правильно, что вытаскивать его из неприятностей пришлось двум авиационным дивизиям и целому Маршалу, — недовольно отозвался Георгий Максимилианович.

— Дело того стоило, — упрямо повторил Холодов.

За сухими строчками статистических отчетов, лежащих на столе Маленкова, ему виделось иное.