— Главное, я чего? Я, значит, им так и сказал: "Квартиру, — говорю, — берите, с обстановкой вместе, не надо мне ничего и денег ваших никаких, а вы, — говорю, — мне халупу в деревне того…". Ну, — купить, подделать, подмазать, то, се… С зятем, братьями, тестем бывшим и кумом за три месяца все тут закончили. "Живите, — говорю, — без меня как хотите, а я без вас буду, — как знаю." — вот и живу тут шестой год один. Когда-никогда Наська приедет, — это дочка, — приберет, привезет того-другого, я их тожа овощью какой нагружу, какая есть, салом, мясом, тушенкой, значит, — и опять один. И хорошо, и не надо мне никого, и ничего мне не надо, все у меня есть… Первое дело, понятно, — у меня всегда есть выпить. Вот захочу, — а у меня есть, еще захочу, — и все равно есть. Сколько захочу, столько и выпью… Веришь-нет, — до сих пор себе не верю… Не зудит никто, из горла не вырывает, думать не надо, где взять, да чем завтра поправиться, — потому што есть… Протянул руку, — он действительно протянул руку и подтянул к себе банку, — и налил… Веришь, нет, — помирать не хочу, мне и тут хорошо, а ведь было, чуть в петлю не залез, да не раз еще! Даже не верится теперь.

У него были сухие, поредевшие на лбу волосы цвета перца с солью и тонкая, какая-то чуть ли даже ни прозрачная кожа, характерная для привычно, постоянно и много пьющих людей. О том же говорили вполне точные, но при этом по-особому замедленные, осторожные движения и неподвижно-туманный, насильственно сосредоточенный взор. На столе стояла сковорода молодой "скороспелки" со шкварками, зеленый лук, щербатое блюдо с крупной солью, соленое сало и та самая редиска.

— Одно жалею: вот оно б самое, — да смолоду, а то чего сейчас-то, на старости лет? Почитай вся жизнь прошла зря… Вон у мужиков до чего доходит, — специально не закусывают, чтоб, значит, забрало сильнее и добро даром не переводить, — и по себе помню, а теперь — не-е, теперь выпью, гляну на банку, — и закушу, потому что могу себе позволить. Вместо того, чтоб не закусывать, я свободно могу лишнюю стопку выпить…

— Так и опиться не долго, — не выдержал Майкл, — не боитесь?

— Это почему? — Удивился хозяин. — Это когда сегодня — есть, а утром может и не быть, тогда — да, глотаешь, сколько есть, лишь бы побыстрее, — тогда да… А так — к чему? Когда она и сегодня есть, и завтра, и послезавтра, и после-послезавтра, и… — Говоря это, он машинально поглаживал гладкий бок банки, как будто лаская ее. — Нет того лучше, чем по чуть-чуть — но все время. Тут, главное, меру свою определить, — и сильно ее не перебирать.