Подполковник на мгновение закрыл глаза. Вновь открыл и резко, отрывисто кивнул.

— Обещаю вам это, Ирина Ивановна. Слово офицера.

— Тогда… — начала госпожа Шульц и тут за дверью заголосили:

— Заперлись! Изнутри! Есть там кто-то! Точно, есть! Ерохин, давай лом! Петюнин, топор!.. А ну открывай, твари! Открывай, хуже будет!..

— Попили нашей кровушки!.. — истерично завопил женский голос.

Ирина Ивановна склонилась к Федору, Пете и Косте.

— Сейчас они начнут ломать дверь, — сказала она очень спокойно. — Мы её откроем. И… будем стрелять с Константином Сергеевичем, покуда хватит патронов. А вы — бегите. Как можно быстрее. Постарайтесь выбраться из корпуса. Прячьтесь. И… храни вас Бог, — она быстро перекрестила каждого.

Феде Солонову не было страшно. Только зубы почему-то стучали, и он никак не мог понять, отчего.

— Давайте, все сюда, — скомандовал было Две Мишени, но тут вдруг дверь затрещала как-то совсем жалобно, задёргалась, забилась под ударами; а в следующий миг странная электрическая машина за спинами кадет и подполковника с госпожой Шульц затрещала, зажужжала особенно громко — и вдруг всё вокруг окутало темнотой, сплошной, непроницаемой; едва слышны стали крики, грохот и треск за дверьми.

Ноги у Федора словно приросли к полу. Дыхание пресеклось, и вот тут ему стало страшно по-настоящему.

Машина шипела всё громче, неведомая сила точно вдавливала их каменные плиты; и тут за дверьми вдруг раздались выстрелы, длинная очередь, словно там заработал настоящий пулемёт. Крики, проклятия — вновь очередь, ещё одна, потом ещё — пулемёт резал в упор.

И вдруг всё стихло.

— О Пресвятая Госпоже Владычице Богородице! Вышши еси всех Ангел и Архангел и всея твари честнейши, помощница еси обидимых… — шептал рядом трясущийся Петя Ниткин.

Всё стихло, двери вдруг распахнулись, ударил сквозь тьму свет сильного фонаря; но разглядеть силуэт возникшего на пороге человека они так и не смогли. И сдвинуться с места тоже. Тьма держала их, не отпускала, тянула куда-то, в бездонную воронку, кружила, вырывая из времени и мира; у Федора всё помутилось в глазах.

Человек с фонарем что-то крикнул, что именно — разобрать было нельзя. Кинулся к ним, но тут тьма сделалась совершенно чернильной, что-то сильно ударила Федора в темя, так, что он не устоял.

Полыхнул ослепительно-белый разряд, словно во мрак подвала ворвалась небесная молния, так, что Федор на миг ослеп; а, когда вновь открыл глаза, вокруг было очень-очень тихо. Темно тоже было, но это была уже совсем другая темнота, привычная. Где-то рядом капала вода. Пахло кошками и сыростью.