Костька Нифонтов тоже держался на удивление хорошо, после того, как Нифонтова-старшего перевели в Волынский полк, Нифонтов-младший честно исполнил обещанное, подолгу пропадал в корпусной церкви, так, что отец Корнелий даже весьма хвалил его за усердие.

Но Федор знал — Костя и впрямь молится за них с отцом.

В общем, все как-то справлялись, все — кроме Феди.

И, наконец, он не выдержал.

Русская словесность закончилась, дядька Фаддей Лукич поторапливал первое отделение седьмой роты, а Федя Солонов вдруг остановился возле учительской кафедры, где Ирина Ивановна Шульц неторопливо убирала какие-то мелочи в ридикюль.

Где, как твердо помнил Федор, лежал и плоский дамский браунинг.

— Ирина Ивановна… — он замялся, вдруг осознав, что не знает, о чём говорить. Вот внутри всё кипит и бурлит, а слов не получается, хоть убейся.

Ирина Ивановна опустила ридикюль, вгляделась в Федора.

— У-у, — сказала негромко, — плохо дело, да, Федя?

Она всё поняла сразу.

— Не очень, — честно сказал кадет Солонов.

— Понимаю, — так же вполголоса и серьёзно продолжила госпожа Шульц, — вот что, кадет. Приходите-ка вы сегодня после занятий ко мне. Доставите мне книги из библиотеки корпуса, я там заказала целый воз. Сможете? Вот, держите записку на получение…

Книг Ирина Ивановна и в самом деле заказала немало. Федю нагрузили так, что руки у него чуть не выворачивались из плеч. Кадет Солонов, хоть и не был слабаком и «нюней», но как-то затосковал.

Тащить же предстояло в другое крыло корпуса, к учительским квартирам. Вздохнув, Федор огляделся — ага! Друг Ниткин!

— Петя, стой!

Петя послушно замер.

— Вот, Ирине Ивановне снести надо…

Петя Ниткин был настоящим другом. Он ничего не стал спрашивать, а просто взялся за одну из связок и, пыхтя, потащил её следом за Фёдором.

Квартира Ирины Ивановны оказалась в первом этаже, в окна осторожно скреблись заснеженные ветви; возле кормушки с салом и семечками прыгала целая дюжина синиц. Синицы ругались между собой, отпихивали друг друга, торопливо склёвывая корм.