А может, и не искали. Тогда и Платона зарезали.
Забрались на подворье грабители да в боярские покои влезли. Боярина пытали, мучили, боярыню сразу прирезали.
Царица уж померла к тому времени. А Фёдор себя тогда странно повел. Разве что плечами пожал, мол, случается. А следствие и само заглохло.
Почему так получилось?
Устя за боярыней шла, а сама и думала. Мог Фёдор что-то знать? Или, может, по его приказу к Раенским пришли? Но что такого было у Платона? Или что он знал такого? В палатах ничего не скроешь, слух ходил, пытали боярина страшно, глаза выкололи, уши отрезали, боярыню хоть сразу убили, а вот Платона Раенского не пощадили тати. Остался б жив – о смерти бы, как о милости, просил.
Может, Варвару расспросить? Ежели получится?
При царице она просто на посылках, мало ли что понадобится боярину передать или какое поручение выполнить. Своей воли у Варвары и нет, она за блага для детей своих, считай, расплачивается. Но ведь что-то она знать должна!
А захочет ли рассказать?
Видно будет!
А пока…
Устя и не удивилась, и не задохнулась, когда к ней оборотилась та, кого она бы век не видела.
Царица Любава Никодимовна. Ее бывшая-будущая свекровь.
* * *
В молодости царица была красива и сейчас, постарев, той красоты не утратила. А пуще красоты в ней характер чувствуется. Жесткий, неуступчивый. Глаза большие, ясные, смотрят холодно.
– Ты ли Устинья Заболоцкая?
– Я, государыня.
– Знаешь меня?
– Кто ж тебя в Ладоге не знает, государыня? Ты всем ведома.
Говорила Устя ровно. А внутри все жгутами скручивалось.