С тем волхв в святилище и отправился. У него своя дорога, у Агафьи своя. Не друзья они, да сейчас всем крепко стоять надобно, плечом к плечу. То-то ему ночью стена огня снилась, накатывает, лес поглощает, корчатся в огне белые стволы берез, темнеет кора…

Невольно руки в кулаки сжались.

Не допущу!

Сам костьми лягу, но веру отцов и прадедов отстою!

И где-то в вышине звонко и яростно прокричал сокол.

* * *

– Просыпайся, боярышня.

Устя из сна вынырнула не сразу. Глаза открыла…

– Настасья?

– Ты про сестру спрашивала. Там они, на сеновале.

Большего Усте и не понадобилось. Сарафан натянула, в платок завернулась – и за Настасьей. Уже на полдороге опамятовалась.

– Настя, ты можешь меня к щели проводить? Где ты сама подслушивала? Посмотреть хочу, кто и как. Шум поднять легко, отмыться трудно…

Настасья кивнула.

И то… ежели сейчас пойдет боярышня на сеновал, кто знает, чем дело кончится? Ночь-полночь, да ведь не все спят! Первый шум, и сбегутся люди, а что потом-то? Ой, не порадуется боярин Заболоцкий скандалу. Девок своих, может, и простит, а Настасью точно засекут насмерть.

Так что сеновал они обошли – и с другой стороны, туда, где в задней стене сарая было окошко. Небольшое, сено ж проветривать надо!

И невысоко оно. Ежели бревнышко подставить, как раз к окошку ухом достанешь.

Устя и прислушалась.

– …тоскую я.

– Ксюшенька, сокровище мое, нельзя нам покамест. Вот во дворец с сестрой отправитесь, там чаще видеться будем.

Устя чуть с бревнышка не упала. Спасибо Настасье – поддержала, не дала шею свернуть.