Ох, тяжко…

* * *

Илья дернулся, подскочил на кровати.

Ох, тяжко.

Не первый раз к нему тот кошмар приходит, не второй. А все одно – тяжко.

Вроде в имение приехал, легче было, а вот в столице наново все началось.

Словно лежит он в кровати, а вокруг него змея обвилась, громадная, черная, и душит, душит, бьется Илья в тугих кольцах, а разорвать их не может, кричит, да наружу звука не выходит, а потом наклоняется над ним гадина, чтобы горло вырвать, – и самое страшное, что видит он, от чего просыпается.

Человеческие у нее глаза.

Человеческие глаза на змеиной морде.

В этот миг Илья и просыпается от ужаса.

Он знает.

Однажды змея возьмет свое.

А он? Что будет с ним?

Наверное, он умрет. Ох, мамочка, страшно-то как, тошно… помолиться, что ли?

Илья поднялся и, как был, в рубахе тонкой, в крестовую отправился. Авось и полегче будет? Опустился на колени, вдохнул запах воска, ладана…

– Отче наш…

* * *

– Что случилось, Настасья?

Устя оглядывалась по сторонам.

– Холодает. К утру, поди, и снег выпадет. – Настя смотрела в сторону.