– А сейчас порвешь. Будешь реветь и каяться. А я тебя по щекам отхлещу да отца упрошу завтра же в поместье отправить. Может, пара дней еще и есть у нас, но поспешать все равно требуется.

– К чему это, боярышня?

– А к тому. Деньги тебе уплачены немалые, а результат какой будет? Не подумала?

– Верка… ой.

– То-то и оно. Хорошо, когда только приворот будет, Верка и так дура, влюбится – глупее не станет. А как порчу нашлют? Или болезнь какую?

Настасья ойкнула да рукой рот и зажала. Устя посмотрела на небо. Поежилась.

– С тебя придут ответ спрашивать. Ткнут острым в толпе – и не поймешь. И нет Настеньки.

– Я же…

– Мне-то ты услугу оказала. А я тебе в ответ постараюсь жизнь спасти.

– Так дороги же раскисли! Не доехать сейчас до имения!

Устя подняла руки вверх, развернула ладонями к небу, прислушалась.

Пальцы холодило, словно в ладонях уже собиралась надежная тяжесть снежка.

– Беги к себе, Настасья. Мороз этой ночью будет, сильный да ядреный. Все прихватит, и снег посыплет… не успеем до снега – следов оставим.

– Хорошо, боярышня.

– Ты мне сейчас что шьешь-то?

– Так сарафан синий, из танского шелка.

– Что хочешь делай, а с шитьем напортачь и в ноги мне кидайся. Поняла? Завтра же!

– Поняла, боярышня. Все, как скажешь, сделаю.

Устя кивнула и к себе пошла. Настасья ей вслед посмотрела, перекрестилась да и кинулась к себе. Надобно заранее деньги припрятать, да так, чтобы никто не увидел, не нашел. Хорошо, что боярышня у них такая.

Понимающая.