Доехал до берез да там и вылез. Нехорошо как-то, когда тебя в священной роще выворачивает.

Спутник его на это посмотрел да и растворился меж белых стволов. А Илья остался.

В желудке у него словно еж ворочался. Жирный такой, с кучей игл…

Долго ждать ему не пришлось. Ветви шелохнулись – и вдруг спеленали его, подхватили, поддержали.

– Замри и не шевелись, человек.

И на виски легли прохладные женские ладони.

Илья взвыл от боли. Теперь еж перебрался из желудка в голову. И две самых острые иглы пронзили ее насквозь.

– За что?!

– Не двигайся! – прикрикнула женщина. – Стой, если пожить еще хочешь!

– Добряна? – Из рощи к ним бежала Устинья. В такой же белой рубахе, вышитой по подолу и вороту, с распущенными волосами, в которые была вплетена какая-то трава и цветы. – Что с ним?

– Неладное что-то. Темный аркан наброшен. Когда б не сняла я его, мог бы и года не прожить.

Илья замер, как поленом ударенный. Березовым.

Многое говорят о волхвах. И капризны они, и могучи, и с человеком что пожелают, то и сделают.

Одно неизменно.

Волхвы не лгут.

Могут умолчать, могут не сказать всей правды, отказаться отвечать, еще как-то увернуться. Даже поговорка есть: у змеи сто извивов, у волхва – триста. Но впрямую солгать – никогда.

– Аркан? На м-меня?

– На тебя, человек. Думай, кому ты дорогу перешел. Кто тебя уморить пожелал?

Илья так рот и открыл.

– Не знаю… Государыня…