– Была, мин жель.

– И куда делась?

– Не знаю.

– Медведь мог ее… – Произнести страшное слово Фёдору не удалось. Горло спазмом стиснуло.

– Нет, мин жель. Остались бы обрывки, что-то…

– А куда она могла деться?

А вот на этот вопрос Руди ответить и не мог.

Фёдор сверкнул на него злобными глазами:

– Сейчас мы едем в Ладогу. Идем на подворье к Заболоцким. И ты все рассказываешь. Подробно. Что, куда, для чего… понял ты меня?

Рычание было таким выразительным, что Руди закивал, словно болванчик.

Понял! Даже два раза понял. Только не казни, царевич!

А ведь может! И Любава тут не поможет, не справится она с озверевшим сыном. И как Руди не подумал, что с Устиньей беда приключиться может? Так ведь все ж было рассчитано! И что, и куда…

Медведя не посчитали. А он взял да и пришел, с-скотина!

Невеселыми были мысли у возвращающихся в город.

Руди думал, что он будет во всем виноват. Со всех сторон. И Любава его овиноватит, и Фёдор, и боярышня. Если жива она. А коли нет, так Заболоцкие постараются – и до царя дойдут. Дело-то такое.

И Фёдор не защитит. Еще и сам поможет, казни потребует.

Невеселыми мысли были у лембергцев. Все же Истерман. Ежели его казнят, остальным тоже солоно придется.

Тоскливыми были мысли и у Фёдора.

Устиньюшка.

Что с ней?