– Так и не скажешь, кто она?

– Прости, Устя. Не скажу.

– А вдруг ее супруг порчу навел? Отдал ведьме твой волос или еще что – она и спроворила?

– Когда б он заподозрил, не жить мне, – ляпнул Илья. – Казнят, – и осекся.

Устя смотрела на него с таким ужасом:

– Илюша…

Не была она дурой.

Измена казнью не карается. Вира – безусловно. Телесное наказание, когда супруг попросит о том. Но не слишком тяжелое. Да, выпороть могут, но не до смерти. Илью бы точно до смерти не пороли.

Неверную супругу могли сослать в монастырь или прядильный дом [48].

Илье могли устроить церковное покаяние. Могли оженить или запретить разводиться с супругой. Но смертью карали только в одном случае.

И прелюбодея, и изменницу.

Если только…

– Это не Марина? Скажи мне, скажи, что я ошиблась!

Голос Устиньи был почти умоляющим. Почти безжизненным.

Илья вздохнул:

– Устя…

– Нет, пожалуйста, нет…

И столько отчаяния было в серых глазах, столько ужаса, что Илья не выдержал – вспылил. Да что ж такое?! Можно подумать, он сам на виселицу поднялся, сам себе петлю на шею надел?! Чего она смотрит-то так?!

– Устя, ты чего?! Обезумела, что ли?

– Илюша… правда это?