На лембергском указания писать хорошо. Больше ни для чего тот язык не пригоден.

* * *

Устя отправилась спать. И знать не знала, какой переполох в столице поднимется.

Не знала она, что Фёдор отправит Истермана в Разбойный приказ, сам бы поехал, да пьян уж так, что на ногах едва держался. Что всю ночь Истерман там и проведет, наблюдая за допросом татя.

Что Фёдор к ней хотел поехать, да отговорили друзья – куда пьяным таким? Все хорошо с боярышней? Вот и не позорь девку, завтра поедешь, как до́лжно.

Не знала, что столица, считай, с двух сторон вскипит.

Царь, которому про боярина Данилу доложили, свое требовать будет, Фёдор – свое.

Она просто спала. И снился ей любимый человек. Веселый, смеющийся, радостный.

Уже счастье.

Оно и такое, оказывается, бывает. Знать, что жив, что здоров, что жизни радуется – неуж что-то еще надобно? Не гневи Живу-матушку, Устя!

Даже не нужна ты ему будешь – уже и того довольно будет, что жив и счастлив он. Остальное-то и мелочи.

Глава 14 Из ненаписанного дневника царицы Устиньи Алексеевны Соколовой

Глава 14

Из ненаписанного дневника царицы Устиньи Алексеевны Соколовой

Не было ранее такого. Точно не было.

Ни моего разговора с Марией, ни попытки поджога.

В той, прожитой жизни на Илье остался черный аркан. Машка умерла, маленькая Варенька осталась без матери, и навряд ли ей сладко было у бабки с дедом. А потом и брат мой погиб.

В той жизни никто и ничего не поджигал – к чему? Я сидела на подворье, не бывала в палатах царских, не разговаривала ни с кем… может, из-за этого?