Царевич рядом на лавку присел, ладошки холодные стиснул.
– Устенька, свет мой, сердце мое, только слово молви – завтра же весь этот балаган закончу!
Устя головой качнула, руки Фёдора коснулась ласково. Кто бы знал, чего ей это стоило! Убила бы руками своими, да нельзя, терпеть приходится, смиряться. Нельзя сейчас скандала допускать. Ежели уйдет она из дворца, Боря один останется, а ведь покамест никого, кроме Марины, не видели они, никто другой черным не баловался. И Любаву только подозревать может Устинья, а поймать не вышло покамест, да и поймает – ведь не одна царица чернотой запачкалась, наверняка. Нельзя ей сейчас из палат царских уходить, вот и приходится смиряться, терпеть.
– Не надо, не обижай никого, Федя. Ты ведь царевич, на тебе ответственность огромная.
Федя аж приосанился от таких слов.
Приятно, когда тебя по достоинству оценивают. А что? И очень даже!
– Больше того, эти бояре ведь опорой трону стать могут. Что стоит тебе на оставшихся боярышень посмотреть ласковее, поговорить с улыбкой, подбодрить их немножечко? Да ничего, я и ревновать не стану, ты же сам мне сказал, что я тебе люба. Только ежели сейчас боярышень обидеть, они домой придут в слезах, отцам нажалуются, бояре хоть и смолчат, а злобу затаят. К чему оно тебе? Ты же сейчас можешь друзей из них сделать, только покажи, что колеблешься, что выбрать не можешь – что тебе стоит?
– Умна ты, Устиньюшка.
– Федя, ежели ты и правда решишь на мне жениться, так я о твоих интересах заботиться должна. – Устя улыбнулась, коклюшек коснулась, те зазвенели ласково. – И мы друг друга получше узнать успеем, и бояре на тебя сердца держать не станут, и боярышни мне подругами стать могут. Нам все на пользу пойдет, разве нет? Ты с матушкой поговори, ежели она одобрит, так я и не вполне глупость говорю? Ведь не год подождать надобно, немного еще, все одно до Красной горки свадьбу играть нельзя.
Фёдор только хмыкнул.
– Маменька говорит, чтобы я не торопился, не к лицу сие царевичу.
– Правильно государыня Любава молвила. И поспешность тебе не к лицу, чай, не кобылу на ярмарке выбираешь, а жену. И боярышень обижать не надо бы, они готовились, старались, надеялись. И отцы их не в обиде будут, когда увидят, что ты старался всем возможность дать. Особенно сейчас, когда три боярышни уж сами ушли. Да и Утятьева еще как будет, очень она переживает из-за приступа твоего.
– Надоели они мне все! Плюнул бы да и умчал тебя в храм!
– Феденька, а именно потому я и говорила, что тебя не знаю. Царевич ты. Будь ты угольщиком, а я простой крестьянкой, глядишь, мы бы счастливее жили.