– Я это, боярин.

И стул не спас. Таки рухнул боярин на пол. Так, на обширном тыле своем сидя, на царя и воззрился.

– Послышалось мне, государь…

– Нет, Алешка, не послышалось тебе. – Борис подошел, руку тестю протянул. – Вставай уж… неловко как-то даже. Чтобы тестя моего будущего по полу валяли да слуги поднимали. Сплетни пойдут.

Тут-то боярин и поверил.

– Государь! Неуж правда?

– Правда.

– Ох! А Устяша-то что?

– Поговорил я с ней. Согласна она.

– Еще б она не согласная была!

– Ну так всякое бывает, боярин. Но дочерей ты обеих замуж выдашь. Сначала брата моего оженим, а на следующий день и я честным пирком да за свадебку. Чего ж два раза людей-то собирать?

– Честь-то какая! Государь!

– Так что Устинья покамест в палатах остается. Поженимся – переедет просто в покои царицы. Как раз успеем там все обновить.

– Слов у меня нет, государь. Уж прости, коли не то скажу.

– Ничего, боярин. В жизни еще и не такое бывает, я вот и не думал, что разведусь, и жениться наново не думал. А вот Устю увидел – и сердце запело.

Почти.

Но некоторые подробности никому знать не надобно, не то что боярину.

– Дозволишь, государь, с дочкой поговорить?

– Чего ж не дозволить? Пойдем, боярин, я тебя сам провожу, ходами потайными. В палатах, чай, на два угла три послуха, а нам покамест шум лишний ни к чему. Не хочу, чтобы Федька чего нехорошего утворил…

Вспомнил боярин, как царевич на Устинью смотрел, да и согласился.