Все вокруг напоминало Кирыча — бередило душу, словно свою собственную смерть оплакивал. Здесь толковали о том, как поскорее осваивать Север, и в первую очередь богатства района Норильских озер на Таймыре.

Вон там Кирыч сидел, а я на этом диване… Здесь поспорили, какие подводные лодки нужнее — малые или большие. Здесь о проектах новых станков и турбин, о целесообразности замены дефицитных сплавов пластмассами — тоже спорили. А вон книги Крылова, труды его, очерки «Теория корабля», «Мысли и материалы о преподавании механики», «Гибель линейного корабля «Императрица Мария», «Теоретическая астрономия» Гаусса в переводе Крылова — все Кирыч привез. И модель нового танка, и модель нового танкера, и образцы ижорской стали, карельской березы, хибинских апатитов — тоже он привез, его подарки!.. И эти фотографии сборки стальных гигантов на Металлическом, на «Электросиле», на Балтийском… И подробнейший доклад Николая Николаевича Урванцева о проведенных на Северной Земле и Таймыре исследованиях, с геологической картой района Норильских озер…

«Да, Таймыр — это клад, это прежде всего никель, а никель — это танки, это броня. Поскорее надо браться обеими руками за Таймыр. Непременно! В память Кирыча. Эх, вызвать бы Завенягина — с ним поговорить реально, посоветоваться, как подступиться, как сделать…»

Приходили доктора, приходили Стасова, Куйбышев — утешали, как могли, а того больше скорбели вместе. На третий день пришла Надежда Константиновна. Старенькая. Седая. Присела на край дивана, пахнув чистотой и опрятностью. Молча переглянулась с Зиной, оправила блузку, должно быть, не находя места рукам:

— Как же вы так?.. Нельзя так… Третий день без еды… — Вновь посмотрела на Зину. Потом: — Когда умер Ильич, горевали так, что печи потухли, и Москва могла остаться без хлеба. Пришлось напомнить: горе — горем, беда — бедой, а хлеб — хлебом…

Подумалось: «Похоже на притчу. В самом деле, пора бы и мне к печам…» Хотел встать, но не смог.

Нет, не в том суть, что рассказала Надежда Константиновна. Просто с ее приходом почудилось, будто Ильич проведать пришел. Сила духа его и воли нахлынула, строй и лад его души вспомнились. Все же провалялся еще день. Только на пятый вернулся в наркомат. Как раз под выходной — дел накопилось невмоготу, нельзя дольше откладывать. Сотрудники тут же заметили, как постарел, осунулся нарком. Куда подевались недавняя энергичность, порывистость, жизнерадостность? Слушает, слушает тебя, да и задумается — уже нет его с тобой, лицо вроде померкло. А седина?! Вылезла бессовестно — всего за пять дней, а сколько отхватила!