Все это случилось в секунды. Но Серго был уже в «паккарде» — и шофер, не дожидаясь команды, гнал к лесу. Точно из-под воды, сквозь оцепенение, доносились не то чьи-то, не то собственные слова: «Чего больше всего боится самолет? Грозы? Земли! Нет, глупости! Глупость — самое дорогое на свете. Эх, Благин, Благил! Да не оскверню тобой звание летчика!»

Отупев, угорев от горя, смотрел Серго. Вокруг по лесу, в который въезжали бесполезные уже кареты скорой помощи и пожарные машины, на сбритых соснах, в кроваво-тряпичных лохмах было разметало то, что лишь несколько минут назад называли самолетом с пассажирами, с Михеевым, Журовым и еще девятью членами экипажа. Куда-то, зачем-то спешила зеленая, фосфоресцирующая, стрелка, и чудилось, на весь мир тикали часы на обгорелой краге Михеева или Журова.

ПРОРЫВ, ИЛИ АМИРАНИ ДВАДЦАТОГО ВЕКА

ПРОРЫВ, ИЛИ АМИРАНИ ДВАДЦАТОГО ВЕКА

Не выдержав перегрузок, свалился Серебровский. Еще позапрошлым летом Серго насильно возил его подлечиться в Кисловодск. А минувшей осенью отрядил на Урал, где Серебровский поднимал стахановское движение в золотой промышленности, одного из лучших докторов Кремлевки. Алексей Дмитриевич Очкин, врач Сталина; неотлучно находился при Серебровском — на случай срочной операции. Спасибо, что пришлось ее делать все-таки уже в Москве. Оставив дела самые неотложные, Серго кинулся в больницу к другу. После операции Александр Павлович туго приходил в себя, с трудом открывал глаза, осматривался: палата, светло, Серго сидит на стуле возле кровати, по обыкновению улыбается:

— Ну, молодец Очкин! Ловко тебя вызволил! Гамарджоба!

— А мне все тайга да рудники видятся, все строим, строим… Под Иркутском «фордишко» наш перевернулся, Александров и шофер успели выскочить, а я — нет: был в тулупе. Слышу, ходит мой шофер около машины, не могут они с Александровым приподнять ее. Вот шофер и говорит: «Царствие небесное. Должно, помер. Даже не ругается». — «А вы возьмите хорошую слегу и попробуйте приподнять машину, тогда я и восстану из мертвых…» Смешно, правда?

— Все отдаешь золоту- все, что можешь!

— Где там? Далеко еще не все. Если бы нам драг побольше!.. Главные препятствия — наше неумение, наша неорганизованность… Если бы всюду так работали, как, скажем, на Алдане или на Лене. На Алдане, в условиях совершенно невероятных, дерутся так, как никто не дрался. Потому что стали работать как следует, стали выполнять то, что давно следовало выполнять. И скажу тебе по совести, по душе, еще потому стали, что ты, Серго, крепко занялся золотом. Твои распоряжения, твой знаменитый приказ о старательской и золотничной добыче…