— Ну зачем это?! К чему ты?!

— Может, больше вообще никогда ничего не скажу…

— А вот этого я уж пуще всего не терплю!

— Нет, выслушай, пожалуйста! Прошу. После твоих приказов и закона тридцать четвертого года о старателях изменилось отношение к ним и первооткрывателям. Они делаются народными героями, а не предметом издевательства всяких берг-коллегий, как было при царе.

— О будущем надо думать, а не о том, что было. К золоту нам нужно подходить во всеоружии науки и в окружении лучших, наиболее образованных инженеров, техников, экономистов.

— Естественно… Ой!.. А все-таки вроде меньше болит, как подумаю, что лет через десять будет у нас.

— Неплохо и то, что уже сработали под твоим руководством. Если бы описать, как из кустарного промысла создали индустрию золота! А что?.. Возьмись, напиши, как все было. И о том напиши, как Ильич тебя ценил, как ты работал в чрезвычайной комиссии по снабжению Красной Армии, как по мандату Ильича восстанавливал нефтепромыслы Баку — шесть лет председателем «Азнефти»! И как потом ездил в Америку, переквалифицировался во всесоюзного золотодобытчика.

— Боюсь, не успеть мне уже…

— Не слыхал от тебя таких слов! Не слышал! Все у нас с тобой впереди… — Так жаль распластанного, поверженного товарища, так хочется помочь и заплакать хочется. И свое больничное мытарство не забывается. И Киров погибший вспоминается.

Словно увидав его тоже, Серебровский, с трудом приподнимается:

— Знаешь, не могу забыть Мироныча. Помнишь, как мы все вместе тогда, в Баку?.. Молодые!.. Надо бы хоть за него еще пожить…

После катастрофы «Максима Горького» еще внимательнее, бережнее относился Серго к людям, нетерпимее, яростнее ко всему, что мешало.

Да, много новых заводов и хороших машин построили, многое не смогла, не сумели, но главному все же научились — жить на пользу делу, на благо Отечеству. Стахановцы золотой промышленности братья Пальцевы нашли под Свердловском самородок в пуд весом. Не словчили, не припрятали полумиллионное богатство — обнародовали, ко всеобщему ликованию.

Как только Серго получил самородок-рекордист, поспешил тут же с ним в Кремль — обрадовать товарищей по Политбюро. Конечно, до миллиграмма общеизвестен вес такой счастливой находки, но все же лучше один раз увидеть…

Достает из портфеля плоский слиток, похожий на небольшого ската. В две ладони, а тяже-ел! Одной рукой трудно держать. Ох, как хорошо, что трудно!

Сталин спрашивает:

— Как здоровье Серебровского?

— Поправляется помаленьку.

— Все в том же, перелицованном, костюме будет щеголять наш «золотой король»?..