Это притяжение взаимно, и примеры найти несложно. Так, когда сегодня мы говорим об Италии, то никто и не вспоминает, что мы воевали. Вспоминают итальянское кино, музыку, вино, говорят об итальянских женщинах и об итальянском искусстве. И никогда о войне. С немцами у русских такого не бывает, не правда ли?
Один из моих учителей (его, к сожалению, уже нет в живых), посол Семен Петрович Дюкарев, однажды мне рассказал, как, окончив московский университет с итальянским языком, сразу после войны он попал на работу в комиссию по расследованию преступлений на оккупированных территориях. Тогда как раз готовился Нюрнбергский процесс и нужны были свидетельские показания. У этих комиссий было несколько подразделений – немецкое, мадьярское, румынское, испанское и итальянское. Их миссия заключалась в том, чтобы ездить по оккупированным территориям и собирать свидетельские показания. Так вот, итальянская подгруппа была распущена где-то через три месяца, потому что за эти месяцы, катаясь по Дону, они наскребли всего одну бумажку. В ней было свидетельство одной старой бабки, рассказавшей, что какой-то итальянец украл у нее курицу. Всё! Жалоб не было, потому что итальянцев не воспринимали как врагов. А что касается принятия или неприятия фашизма, то, может, в этом и есть наше сходство. Мы ведь тоже приняли свой тоталитаризм, сталинизм.
В этот день, когда мы собрались на нашу последнюю беседу для этой книги, было нестерпимо жарко. Листья деревьев были недвижны, откуда-то, из-за высокой стены, окружавшей сад, слышался глухой шум машин. На садовом столике стояло итальянское пиво с каплями пота на шеренге бутылок, вода «S.Pellegrino» с лимонной отдушкой и ледяной сок в пузатой емкости непонятного назначения. Налив темный вишневый сок в большой стакан, Алексей, мягко улыбнувшись, сказал:
– Это правда, притяжение Италии загадочно и понятно одновременно. Те, кто приходил сюда – от варваров-завоевателей, которые шли сюда по приказу правителей, до художников, поэтов и писателей, которые появились тут по велению души, – все они не только что-то взяли для себя, но и отдали этой земле. Я уверен, что понятие «намоленное место» – это не пустой звук. Первые контакты между Италией и Русью были еще в допетровскую эпоху, но именно царь Петр проявил к Апеннинам принципиальный интерес. Он, в частности, посылал сюда дворянских детей учиться морскому и корабельному делу. Есть красивая легенда, впрочем не подтвержденная исторически, что сам Петр инкогнито побывал в Венеции. Известно, что через своих послов он имел контакты с итальянскими правителями и папским двором. Вообще Венеция, наряду с Римом, очень важный итальянский город для русских, может быть, именно потому, что он похож на нашу Северную столицу. Есть связанные с этим курьезы, о которых мало кто знает. Например, в Венеции выходят «Исторические тетради», и в одной из них я прочитал, что, оказывается, на одном из венецианских островов, а именно на острове Святого Лазаря, там, где находится старинный армянский монастырь, какое-то время звонарем служил некий бывший семинарист по имени Сосо Джугашвили. Конечно, о каждом шаге Сталина вроде бы всё известно, но запись-то такая реально существует. Поэтому если это правда, то, как мы видим, история демонстрирует удивительные связи наших стран от Петра до Сталина, хотя и без Сталина этих связей хватает.