Будучи очень эрудированным и компетентным дипломатом, Алёша в то же время всегда тяготел к литературному творчеству. Первым его творением на этом поприще была «Сомалийская тетрадь» – небольшая книжка, посвященная сомалийскому фольклору и сомалийской поэзии, сомалийскому прикладному искусству и сомалийской письменности, изданная ЮНЕСКО в 1975 году. Это вообще была первая книжка, посвященная этой теме, она была основана на материале, который он собирал в течение всех пяти лет работы в Сомали, во время своих многочисленных поездок по стране. Нужно быть очень увлеченным человеком, большим энтузиастом, чтобы собрать, обработать, перевести и издать весь этот материал, и все это параллельно своей основной дипломатической работе. Я бережно храню эту, думаю, что букинистическую, редкость с его дарственной надписью.

К этому времени относится и начало его увлечения Пушкиным. Не как поэтом, которого он блестящие знал и боготворил, а как объектом исследования. Алексей давно интересовался родословной Пушкина, и тот факт, что он оказался в Африке, на родине в широком смысле предков Пушкина, дал этому интересу новый стимул. Когда через несколько лет Алексей стал работать в Эфиопии, он начал всерьез заниматься этой темой.

Жизнь моя в Могадишо протекала довольно однообразно, между работой с 9 до 14:00 (после 14:00 там никто из-за жары не работал) и безобидными, на первый взгляд, развлечениями типа ужинов в ресторане (часто с Букаловыми) или хождений во «вражеское» итальянское кино. Развлечения, которые моему непосредственному начальству были не по нраву (кушать надо в советской столовой, а кино смотреть только в советском клубе раз в неделю по средам, «Кавказская пленница» и тому подобное), что периодически приводило к конфликтам, правда «средней тяжести», между нами.

Однажды конфликт оказался посерьёзнее. Дело в том, что в Могадишо практически не было общественного транспорта, а тем, который был, пользовалось исключительно местное население. Так что передвигаться по городу можно было только на машине или пешком в 40-градусную жару. Многие работники посольства покупали себе недорогие подержанные машины, но я не мог позволить себе такую роскошь, поэтому купил старенький мотороллер «Ламбретта», не испросив разрешения у своего непосредственного начальства.

Формального запрета на такую акцию не было, но поступок в истории советской колонии был беспрецедентный и привел моё непосредственное начальство в такое негодование, что оно накатало на меня телегу нашему консулу. Смысл её сводился к тому, что поступок мой несовместим с нормами поведения советского человека за границей, а посему меня надлежит в срочном порядке выдворить из Сомали и вернуть на историческую родину. Не знаю, чем бы закончилась для меня эта история, если бы не вмешательство Алексея. Я не уверен, что кто-нибудь другой стал бы вмешиваться…