И я написал им «за границу». На самом деле, письма советским загранработникам шли совсем даже не за границу, а на родную землю, в посольство СССР в …, на советскую территорию. При этом отправлялись они только с диппочтой и находились под неусыпным гэбэшным контролем, чтобы, не дай Бог, вражеские почтовики не перехватили какую-нибудь государственную тайну, рассказанную шёпотом на московской кухне. Письма приходили к адресатам только раз в месяц, так что приход почты «с большой земли» всегда превращался в праздник. Это я потом понял, когда сам там оказался.

К моему приятному удивлению, через некоторое время я получил от Алёши ответ, ничего особенного, какие-то события и картинки из тамошней жизни, но очень дружеский и тёплый. Вообще, это была его сущность – удивительная теплота и дружелюбие по отношению к людям, с которыми он общался. Так в течение года мы обменялись еще парой писем, и мои новые знакомые вернулись в очередной отпуск.

Как-то при встрече Алёша мне вдруг говорит: «Старик, а ты не хотел бы поработать в Сомали переводчиком английского языка, там у переводчика кончается срок, и они ищут нового. Могу тебя порекомендовать». Я действительно хорошо владел английским, и Алёша это знал.

Предложение, скажем прямо, было фантастическим. С одной стороны, я и мечтать не мог поехать за границу, география путешествий для советского человека тогда ограничивалась необъятной территорией нашей Родины. С другой – я не имел никакого отношения к так называемой загранработе.

Я был тогда в аспирантуре, и собирался через два-три года защитить диссертацию, поэтому это предложение, при всей его заманчивости, мне показалось совершенно для меня неприемлемым. «Всё-таки подумай, – сказал мне Алёша, – ну, защитишь диссертацию на год позже, зато мир повидаешь». И я засомневался.

Жили мы тогда вдвоём с мамой-пенсионеркой трудно, на её скудную пенсию и мою скудную зарплату молодого инженера. Работа за границей в то время была единственной возможностью заработать большие по тем временам деньги (честным трудом!).

Алёша знал мою ситуацию и, думаю, не случайно сделал мне это предложение, хотя, со свойственным ему тактом, не акцентировал внимание на моих жизненных трудностях. Потом я понял, что помогать людям, где только он мог это сделать, было его естественной потребностью.

Поразмыслив, посоветовавшись с мамой и на работе, я решил всё-таки попробовать взять академический отпуск в аспирантуре и попытаться совершить этот «зигзаг удачи», будучи совершенно уверенным, что никто никогда мою кандидатуру не утвердит. Никогда на загранработе я не находился, в партии не состоял, «инязов» не кончал, да и в биографии были кое-какие изъяны.