Однажды в апреле 1966 года Кинг зашел в бар Manhattan Tap Room в Кливленде. Сэм Гарретт, бывший пособник Кинга в его делишках, сидел у барной стойки. Гарретт задолжал Кингу шестьсот долларов, и Кинг хотел получить их назад. Спор перерос в драку, а драка – в бойню, в ходе которой Гарретт оказался на тротуаре перед баром, а Кинг пинал голову своего должника, пока у того из ушей не полилась кровь и подошва Кинга не отпечаталась на лице жертвы. В результате Гарретт скончался. Жюри обвинило Кинга в тяжком убийстве второй степени, за которое ему грозило пожизненное заключение. Но судья, рассматривающий дело, изменил приговор на непредумышленное убийство, что вызвало недоумение у прокуроров и наталкивало на мысли о взятке. Кинг был помилован и вышел из тюрьмы после трех лет и одиннадцати месяцев заключения. Через несколько лет после освобождения из тюрьмы Кинг попросит Мухаммеда записать обращение для радио в поддержку переизбрания судьи, который тогда спас ему жизнь.
В 1971 году, в свой первый день на свободе, в гости к Кингу заглянул его друг Ллойд Прайс, легендарный певец и автор песен, который прославился благодаря хитам «Lawdy Miss Clawdy», «Stagger Lee» и «Personality». Они говорили о дальнейшей судьбе Кинга на свободе. Кинг упомянул, что заинтересовался вполне законным способом заработка через боксерский бизнес и спросил Прайса, может ли он организовать ему встречу с Али. Прайс хорошо знал Али. Они познакомились, когда Али подростком слонялся по музыкальным клубам в Вест-Энде Луисвилла, и с тех пор находились в дружеских отношениях.
Сперва Прайс решил представить его Герберту Мухаммаду. Кинг сказал Герберту, что хочет устроить показательный бой при участии Али в Кливленде, чтобы собрать деньги для госпиталя, который находился на грани банкротства в черном районе города.
Даже по телефону Дон Кинг умел производить неизгладимое впечатление. Он оглушающе кричал и заразительно смеялся, словно живое торнадо. Он ревел и грохотал так яростно и неутомимо, что рано или поздно добивался своего, а если нет, то падал на колени и рыдал, колотя кулаками по полу, словно капризный ребенок. В тюрьме он был завсегдатаем библиотеки и с легкостью цитировал Шекспира. Но куда больше ему нравились ругательства, любимым из которых стало слово «ублюдок» во всевозможных формах. Однажды он сказал: «Мы черные, и у нас ничего нет. Мы не носим дорогих костюмов, не живем в больших домах и не отдыхаем на широкую ногу. Мы бедны. Все, что у нас есть, это слово. Это слово – наше единственное изобретение, которое целиком принадлежит нам. И это слово “ублюдок”! Никто не может отобрать его у нас. Это наше слово. Это черное слово. Это наше наследие… Мы должны стоять на крыше зданий и выкрикивать “ублюдок!”».