Cудья объявил Нортона победителем. Али поздравил своего оппонента и тихонько удалился.

После боя Али отправился в главный госпиталь Клермонта, где ему прооперировали челюсть. Белинда тоже была там, но не для того, чтобы навестить своего мужа – ее привели полицейские, потому что после драки она устроила истерику. Белинда была вне себя от ярости: из-за поражения ее мужа на ринге, из-за проституток, из-за всех тех вещей, которые были глубоко запрятаны в темных уголках их брака и которые она отказывалась обсуждать даже десятилетия спустя. Когда полицейские Сан Диего попытались успокоить Белинду, она напала на них.

«Я отправила трех копов в больницу, – вспоминает она с гордостью. – Бундини сказал: “Это ее мы должны были отправить на ринг!”»

В суматохе после драки репортер спросил Данди, думал ли он, что этот проигрыш станет концом карьеры Али.

«Я думаю, что вы болван», – ответил Данди.

Но это был отнюдь не глупый вопрос. Али шел тридцать первый год, а долголетие никогда не было прерогативой боксеров. Рокки Марчиано ушел из спорта в возрасте тридцати двух лет, Джо Луис – в тридцать четыре. Али дрался с двенадцати лет, и его стиль полагался на скорость. Он все еще обладал достаточной скоростью, чтобы на равных сражаться с лучшими тяжеловесами мира, но ее не хватало, чтобы избегать ударов, и вот он проиграл дважды. Приближенные боксера поговаривали, что он так и не смог полностью оправиться от урона, который получил за пятнадцать раундов боя с Фрейзером в 1971 году.

Челюсть Али была еще одним поводом для беспокойства. Пачеко сказал, что сломанная челюсть для боксера – все равно что сломанная рука для пианиста. Сравнение было не совсем корректным. Пианисту нужны руки, чтобы выполнять филигранную работу. Боксер использует свою челюсть для грубой задачи поглощения ударов, словно бампер автомобиля. Но Пачеко был прав насчет серьезности травмы. После схватки с Фрейзером челюсть Али сильно разбухла, а теперь она была сломана. Были все основания полагать, что подобная травма заставит бойца уйти в отставку.

Как писал корреспондент Ли Уинфри, Али утрачивал свое значение так же, как утрачивал свои боксерские навыки. Уинфри писал, что на дворе стояла эра Никсона, а не эра Водолея. Поначалу хвастливый боец наделал много шума, он был глотком свежего воздуха в душном и скучном мире спорта. Он действительно встряхнул мир, он заставлял людей думать, злиться и пересмотреть свои взгляды на то, что может добиться и сказать молодой черный спортсмен. Но все это было в прошлом. Время Али безвозвратно ушло, он превратился в ископаемое из 1960-х. «Он точь-в-точь как Чабби Чекер, – писал журналист. – Люди больше не хотят танцевать под его музыку».