Светлый фон
С.Б.

Муля гордился мальчиком, как гордятся хорошим сыном или воспитанником, хвалил его. Мурзил, по словам Мули, и устойчив, и принципиален, и “по-хорошему умен”1164, он вообще “исключительно умный мальчишка”1165, который “с необыкновенной выдержкой вел и ведет себя всё это время”1166.

Да и Мур со временем начал смотреть на Мулю как на очень близкого человека, как на родственника, на члена семьи. Пожалуй, самое откровенное, исповедальное письмо мальчик написал не сестре (сестру он щадил), а именно Муле Гуревичу.

Весной – летом 1942-го эвакуированные начинали возвращаться в Москву. Даже новое мощное наступление немцев на Дон, Волгу и Кавказ уже не вызвало такой паники, как осенью 1941-го. Москву еще бомбили, но учреждения потихоньку возвращались обратно в столицу. Летом (в июле или начале августа) 1942-го вернулся в Москву и Муля Гуревич вместе с коллегами по Телеграфному агентству Советского Союза. Он очень хотел, чтобы и Мур перебрался в столицу. Тогда он смог бы опекать Мурзила, помогать ему еще больше: “…он у меня будет под постоянным присмотром…” – надеялся Муля.

У Мули были планы, как помочь Муру найти жилье, как устроить его в институт. Но мальчику надо было заканчивать десятый класс, да и пропуск в Москву достать непросто. Права была Валя Предатько, когда предупреждала Мура об этом еще в октябре 1941-го. Так что весь 1942 год он провел в Ташкенте и только в 1943-м собрался возвращаться в столицу. Связей Мули не хватало, чтобы получить для Мура пропуск, и он решил обратиться к могущественному Илье Эренбургу. 27 февраля 1943 года он пришел к Илье Григорьевичу, однако Эренбург сказал Муле, будто бы Мура “совсем не знает”1167, хотя помнит его сестру Алю. Но Аля была так далеко, что помочь ей Эренбург и в самом деле не мог. Впрочем, он посоветовал обратиться к Алексею Николаевичу Толстому, который “поможет непременно”. Совет был не так чтобы оригинален. Во-первых, Алексей Николаевич в самом деле был человеком добрым и щедрым, да к тому же и весьма влиятельным. Во-вторых, Мур еще в Ташкенте познакомился с семьей Толстых и даже подружился с ними. Муля это знал, но считал, что обращаться к Толстым неудобно, они и без того очень помогали Мурзилу, просто кормили его в Ташкенте. Однако выхода не было, и 2 марта Муля отправил Муру телеграмму с советом попросить о помощи Алексея Николаевича Толстого. Телеграмма заканчивается фамильярной и, пожалуй, даже слишком дружеской фразой: “Целую Муля”.

В Москву, в Москву!

В Москву, в Москву!

“Дорогой Георгий Сергеевич, Ваше письмо дошло удивительно быстро. Хочу Вас успокоить, что Вас я не забыла и не забуду. Алексей Николаевич решил хлопотать о Вашем возвращении в Москву к середине августа и сейчас наводит справки, как это сделать”1168, – так начинается первое письмо Людмилы Толстой.