Автобиографический герой романа Александра Солженицына “В круге первом” “не умел ездить верхом, не умел ладить упряжи, не умел брать сена на вилы, и даже гвоздь под его молотком непременно изгибался, как бы от хохота над неумелым мастером. И чем горше доставалось Нержину, тем гуще ржал над ним вокруг небритый, матерщинный, безжалостный, очень неприятный Народ”.12481249 И пройдет много времени, прежде чем Глеб Нержин научится “вколачивать гвоздь струною в точку и пристрагивать доску к доске”.1250 У Мура времени было слишком мало.
Муру с первых же дней пришлось так тяжело, что он совершенно позабыл о самоконтроле. Начал забрасывать всех сколько-нибудь близких людей отчаянными письмами. Писал Елизавете Эфрон и Зинаиде Ширкевич, Муле Гуревичу и Алексею Сеземану. Он даже написал супругам Буровым, с которыми был знаком совсем немного. Это письмо их просто напугало. Даже спустя много лет Ирина Бурова побоялась показывать его Марии Белкиной. Удивительно, что не боялся сам Мур. Все письма проверялись военной цензурой. И если бы у цензоров от усталости “глаз не замылился”, то Георгия Эфрона вполне можно было бы арестовать за “подлую клевету” на героическую Красную армию, распространение пораженческих настроений и т. п. Письмо Буровым не сохранилось, но писем к тете Лиле хватило бы на приличный лагерный срок.
ИЗ ПИСЕМ ГЕОРГИЯ ЭФРОНА, март 1944 года: 99 % «товарищей» по армии – выпущенные уголовники. Мат, воровство страшное, люди абсолютно опустились, голодают все, всё ношу с собой – иначе украдут. Разговоры только о еде, тюрьмах и лагерях, о людях, роющихся в помойках за объедками; дикая спекуляция всем. Дураков и злодеев очень много; Вы бы содрогнулись, если бы слышали, как меня обзывают. Митька (сидевший в лагере. – С.Б.) не в худшем, чем я, положении. Наша судьба аналогична. Ротный старшина наш – просто зверь; говорит он только матом, ненавидит интеллигентов, заставляет мыть полы по 3 раза, угрожает избить и проломить голову.1251
ИЗ ПИСЕМ ГЕОРГИЯ ЭФРОНА, март 1944 года:
99