Дураков и злодеев очень много; Вы бы содрогнулись, если бы слышали, как меня обзывают.

Митька (сидевший в лагере. – С.Б.) не в худшем, чем я, положении. Наша судьба аналогична.

Ротный старшина наш – просто зверь; говорит он только матом, ненавидит интеллигентов, заставляет мыть полы по 3 раза, угрожает избить и проломить голову.¹²⁵¹

Не скажу, что Мур преувеличивал. Он написал о том, что чувствовал, что ему показалось.

Среди призывников могли встречаться и бывшие уголовники, но никак не 99 %. Просто Мур столкнулся с миром, совершенно ему неизвестным. В наши дни блатная феня стала частью речи образованных людей. Блатной жаргон давно понятен и юной нежной девушке, и почтенному седому профессору, и модному журналисту. Во времена Мура было иначе. Кто сейчас не знает слова “баланда”? А для Мура в марте 1944-го оно было в диковинку, он его прежде не слышал. Интеллигенция же фени не знала вовсе. А вот простые люди этот язык постепенно осваивали. Часто на одной и той же стройке трудились обычные работяги и бывшие раскулаченные, пережившие не один этап, и бывшие заключенные, только что освободившиеся из лагеря. И в результате блатные словечки, уродливые, но выразительные, как всякое уродство, стали довольно быстро проникать в речь обычных людей, никогда не сидевших.

Старшина в запасном полку – нередко человек страшный. Для рядовых – просто ненавистный. При этом необходимый и незаменимый. Он учит будущих бойцов военному делу, дисциплине, беспрекословному подчинению начальству. Его задача – превратить вчерашнего гражданского человека в солдата. И превратить в короткий срок. Так что злоба старшины вполне объяснима. Но нам сейчас легко судить, а каково было Муру? Высокомерный, ироничный парижский мальчик превратился в несчастного, растерянного, отчаявшегося человека. Прав был Муля Гуревич, когда опасался, что трудно придется Муру в армии. Георгий был одним из последних на уроках физкультуры и военной подготовки. Теперь он считался одним из последних в роте. Слишком слабый, прежде лопаты в руках не держал.

В запасном полку в первые дни военному делу учили мало. Только один раз их повели на стрельбище. Мур выстрелил три раза из винтовки, один раз попал. На троечку, но для новичка неплохо. Учили еще основам саперного дела и ползанью по-пластунски.[191] Правда, Мур так и не научился ни окопы рыть, ни дрова пилить. Занятия, привычные большинству новобранцев, были для Мура делом совершенно непосильным: “Дрова – самое сильное физическое страдание моей жизни”, – писал он в конце марта 1944-го Елизавете Сергеевне и Зинаиде Митрофановне.