Вступление наше в Дебречин, в который мы взошли после сражения, сопровождалось не только грабежом, но даже зверством, произведенным мусульманами, находившимися в конвое фельдмаршала. Жители Дебречина тем менее могли ожидать такого грабежа и зверства со стороны русского войска, что при первом занятии этого города 4-м пехотным корпусом, в нем сохранен был совершенный порядок. Комендант главной квартиры армии Бевад принимал зависевшие от него меры к прекращению грабежа, но что мог он сделать, когда сам фельдмаршал неоднократно запрещал ему и, между прочим, в Вейцене, по разграблении погребов на дворе занимаемого им дома, строго взыскивать с нижних чинов, пойманных в грабеже. Конечно, нет в мире солдат, добродушнее русских; они же отличаются и беспрекословным послушанием.

Но распущенность со стороны начальства довела и этих добродушных и послушных солдат до неслыханного грабежа, в котором ему служили примером мусульмане из конвоя фельдмаршала.

Между тем, в высшей сфере армии все роптали на допущение нижних чинов к грабежу, и, между прочим, высказывал свое неудовольствие Великий Князь Константин Николаевич, делавший поход в Венгрию. Об его отзывах я знал через графа H. A. [Николая Алексеевича] Орлова (впоследствии князя и посла в Париже). Слухи об этом ропоте доходили до фельдмаршала и он, желая обвинить младших в допущении грабежа, нападал на это без толку на кого случится и, между прочим, очень бесцеремонно обошелся с Анрепом, который также часто жаловался на грабежи, каковые его жалобы дошли до фельдмаршала. Наконец, вести о грабежах русской армии дошли до Государя, и фельдмаршал получил повеление немедля их прекратить. Это повеление было передано всем отдельным начальникам с угрозой, что фельдмаршал взыщет с того из них, подчиненный которого попадется в грабеже. С этой минуты грабежи прекратились, что ясно доказывает истину, {вышесказанную мною}, что нет на свете солдата добродушнее и послушнее русского.

Выходы наши из селений, в которых мы останавливались для ночлега, бывали большей частью в послеобеденное время, потому что ранее не могли добиться от фельдмаршала приказаний о выступе. Это вовсе не делалось с целью избежать похода во время жары; об этом никто не думал. Такие поздние выступы относили к дурному расположению, в котором фельдмаршал находился каждое утро, и которое приписывали бессонным ночам, проводимым им с распутными женщинами, заготовляемыми для него на каждой станции состоявшим при главной квартире армии коллежским советником Грассом^н (служившим впоследствии в полиции в Петербурге, явной или тайной, не знаю).