Остальные члены кабинета были много моложе Пашича. Он смотрел на них как на молодых людей, говорил им «ты» и звал по уменьшительному имени. Это было вполне в нравах патриархальной Сербии. В Нише все министры занимались в одной большой зале. Пашич сидел в одном углу, за особым столом, все другие министры помещались в другом углу комнаты за общим столом. Получалось впечатление профессора и учеников. Когда придешь, бывало, к Пашичу по делу, близко касавшемуся одного из министров, он иногда тут же перекликнется и подзовет к себе того из них, кого нужно. Если случалось зайти к Пашичу вечером, когда кончались занятия, то министры подходили к нему прощаться и спрашивали, не понадобятся ли они, а Пашич отпускал их домой.

Я уже сказал, что Пашич добивался многого своим личным авторитетом. Конституция Сербии была такая, что по букве закона власть была связана по рукам и ногам, ибо по воцарении династии Карагеоргиевичей радикалы настояли на том, чтобы прежняя конституция была переработана. Они хотели получить обеспечение против возможности произвола, царствовавшего при короле Милане. Поэтому королевская власть была значительно ослаблена. Кроме того, было проведено начало контроля над исполнительной властью в таком масштабе, который тем самым умалял ответственность отдельных лиц. Недоверие к власти проходило красной нитью во всем законодательстве. От этого происходила крайняя медлительность в ведении дел. По каждому пустяку вопрос передавался в особую комиссию. Эту комиссию трудно было собрать. Я был поражен, приехав в Сербию, найти там в этом отношении полную противоположность порядкам в России, где чрезмерно развиты были полномочия власти. В итоге в маленькой Сербии было не меньше беспорядка, чем у нас.

Много можно было себе испортить крови, когда требовалось получить скорее решение по какому-нибудь делу. В этих случаях выручал один Пашич. В конце концов я обращался к нему решительно по всем делам, – шел ли вопрос о Македонии или о досках в прачечной в нашей больнице. Пашич писал записочку тому лицу, который сам единолично не мог решить дела без комиссии, и доски выдавались.

Он правил Сербией немножко наподобие сельского старосты в большом, но малоустроенном селе. Зная всех и каждого, он ловко умел устранять политическое соперничество. Если появлялся какой-нибудь честолюбивый и беспокойный человек, Пашич либо заинтересовывал его в каком-нибудь предприятии, чтобы потом держать в руках, либо назначал его на какой-нибудь пост с этой целью.

Властная натура Пашича мешала развитию других крупных государственных людей. Он так олицетворял свою Сербию, как ни один государственный человек в Европе не олицетворял своей страны. Он знал это и порой злоупотреблял своим авторитетом перед союзниками, угрожая выйти в отставку, если они не сократят своих требований. Этот аргумент имел свое действие, и не раз союзники отказывались от настояний, чтобы не потерять Пашича, ибо его отставка представлялась каким-то скачком в неизвестность.