Я скоро с ним сблизился и почти ежедневно приезжал к нему, иногда увлекая его с собой дальше на прогулку за город. Мы почти никогда не говорили с ним о политике, но я поверял ему свои мысли и чувства и в нем находил всегда живой, всегда согретый любовью отклик. Порой им овладевала детская веселость и он звонко смеялся, смех его был в полном смысле слова от чистого сердца. Епископ Досифей был незаменимым для меня и для моей жены, когда она приехала в Ниш, и мы открыли там целый ряд учреждений, о которых речь еще впереди. Он же охотно согласился вести беседы о церковном богослужении с моим старшим сыном Константином. Весь день с раннего утра был занят у епископа Досифея различными делами. Бывало, приедешь к нему, все равно в котором часу, а у него на подъезде уже стоит какой-нибудь бедняк, дожидаясь своей очереди, а сам он толкует еще с кем-нибудь у себя в кабинете. Людей с каким-нибудь достатком или свободным временем он старался приобщить к делам общественного благотворения.
В Сербии удивительно мало развиты были общественные организации. Там не было ничего подобного нашему земству с его духом самоотверженного общественного служения, почти совсем не было сербских сестер милосердия, а те, которые были, редко соглашались ходить за заразными больными или дежурить по ночам в больницах. Еще до того, что мы открыли наши учреждения, немало русских врачей и сестер приехали в Сербию, побужденные не заработком, который был невелик, а бескорыстным участием к Сербии и желанием ей помочь. Эти благородные труженики рисковали своей жизнью, а многие из них и умерли. В то же время со стороны сербов не всегда можно было видеть должное признание их подвигов. В числе немногих благородных сердец был, конечно, епископ Досифей. По свойству своего характера он всегда останавливался только на добрых побуждениях, радовался, когда их можно было подчеркнуть. От мелочей жизни, от дрязг он отворачивался, но всякое зло и некрасивые побуждения действовали на него, как пятна на чистоплотного человека; как он любил указывать сербам на все, что русские несут им, каким теплым чувством было согрето каждое приветствие вновь приехавшему. Все русские шли к нему как к своему, шли к нему и те, кто у себя на родине редко заглядывал в церковь. Всем хотелось согреться и найти у него поддержку.
Епископ Досифей ничего не делал для внешнего эффекта. Он не увлекался политикой, которой отравлены были его соотечественники и которая делала политических деятелей из большинства сербских иерархов. Поэтому в политических кругах на него смотрели как на хорошего, но наивного человека, со снисходительным равнодушием.