Это происходило не по жестокосердию, а по полному недостатку средств для борьбы с эпидемиями и по крайней беспечности и халатности сербов. Разумеется, пленные терпели во всем недостаток, но это потому, что у сербов было всего мало. Между тем они пользовались полной свободой. Из зараженных помещений они выходили и гуляли по всему городу. Иногда они брали хлеб у больных или от умерших и продавали его в город.

Не лучше было положение беженцев. Близ собора стояло двухэтажное каменное здание, где прежде была школа. Туда поместили беженцев. Верхний этаж был занят цыганами, нижний – сербами. Разумеется, комнаты были так набиты народом, что едва можно было перешагнуть через тюфяки, раскладывавшиеся ночью на полу для спанья. В нижнем этаже дважды перемерло все население его, по очереди сменявшее прежних жильцов. Каким-то чудом цыгане остались живы. Этот интересный случай невосприимчивости к жесточайшей заразе, к сожалению, не был исследован, ибо некому было этим заняться.

Несмотря на старания заполучить докторов, в начале войны их было всего 540 человек во всей Сербии. Немало было в том числе русских из России, а так же из Швейцарии, из числа эмигрантов, особенно евреев. Из этого числа за 4 месяца умерло 160 человек, а 130 человек лежали больными в госпиталях. В Нише под заразные болезни была отведена особая больница за городом, под названием Челе-кула[189]. В эту больницу свозили всех заболевших тифом. Их было так много, что больных клали не только на кроватях, но и под ними. При крайне малочисленном персонале ухода почти не было. Когда заболевшего везли в Челекулу, это значило, что его везут на верную смерть. Это все знали и перед отправлением больного, если он не был в беспамятстве, происходили иногда раздирающие сцены. Был и такой случай, рассказанный мне одним французским доктором. Один из врачей Челекульской больницы внезапно пропал. Его стали искать и нашли в самой больнице лежащим на полу, в агонии, среди других больных. При этом его не сразу хватились. Этот случай доказывает, как редко совершался даже простой обход больных.

При таких условиях немудрено, что население старалось утаивать случаи заболевания. Зараза разносилась с каждым днем все больше и больше. По улицам среди дня ехали повозки с трупами. Не хватало досок для гробов, и умерших клали по несколько человек в фуру, плохо прикрывая их дерюгой, из-под которой торчали ноги и руки.

Нельзя было выйти из дома и не встретить носилок с тяжело заболевшими. Гуляя вдоль Нишаны пешком, я ежедневно наталкивался на людей с блуждающим взором, трясущимся телом. Моя жена подслушала однажды на улице разговор двух приятелей: