Как известно, последним актом перед своим отречением государь назначил великого князя Верховным главнокомандующим. Великий князь тотчас выехал из Тифлиса в Могилев. Сигнал к общему разложению был уже дан из Петрограда, но оно еще не докатилось до провинции. Всюду по пути великому князю устраивались торжественные встречи, иногда овации. Когда он приехал в Могилев, его настигла там телеграмма или письмо от князя [Г. Е.] Львова, которая должна была предупредить его приезд в Ставку. Князь Львов писал, что воля народа не допускает, чтобы ответственные места занимались кем-либо из семьи Романовых, и что поэтому он не сомневается, что великий князь сложит с себя обязанности Верховного главнокомандующего и не поедет в Ставку{220}.

Великий князь остался в своем поезде и выехал на следующий день в Крым, ответив Львову, что его любовь к родине известна и, раз благо родины требует его удаления, он уходит и передает исполнение своих обязанностей начальнику штаба генералу Алексееву. – Раз во имя «воли народа» и ради блага родины от него потребовали в свое время удаления, великий князь считал, что теперь, когда его призовут, приглашение должно быть обставлено возможно более авторитетным указанием на то, что это отвечает благу народа и желаниям широких общественных кругов. Будучи неуверен в том, насколько точно в первый раз был передан его ответ, великий князь просил меня довести обо всем этом, хотя бы в общих выражениях, до сведения Верховного командования, через генерала лукомского, с которым я был ближе знаком, чем с другими.

«я лично для себя ничего не ищу, – сказал мне великий князь, – но ко мне постоянно обращаются с разных сторон. Если я могу оказаться полезен для целей объединения, то моя совесть требует, чтобы я выполнял свой долг. Я не могу связывать этого дела с какой-нибудь партией, классовыми или личными интересами. Поэтому я избегаю кого бы то ни было принимать. Если Богу угодно будет, чтобы меня призвали, то я так смотрю на свою задачу: освободить страну от большевиков и стоять у власти вплоть до той минуты, когда народ может свободно высказаться о том, какую форму правления он предпочитает. Тогда я, как человек военный, – руку к козырьку и налево кругом марш, – кончил свое дело и ушел. Я не хочу провозглашать себя диктатором, мне это претит. Это – нерусское слово и нерусское понятие. И еще одно условие: если меня призовет Добровольческая армия, но против меня будет Сибирская армия, то я не пойду на братоубийственную борьбу из-за своей личности. Я считаю возможным вести борьбу только с большевиками».