Я только потому несколько дольше, чем это само по себе заслуживало бы, припоминаю маленькое совещание в Гаспре, что оно показывает, как в то время мысль еще бродила впотьмах и каждый искал по-своему выхода из положения. В Гаспре собрались самые видные представители к.-д. партии, но видно было, что они совершенно не знали, на чем остановиться.

Я ночевал в Гаспре, и у меня навсегда врезалась в память лунная ночь и волшебный вид, открывавшийся с верхней террасы на море и в противоположную сторону на горы. Ай-Петри, который с нашей горы виднелся издали, окутанный голубой дымкой, здесь казался близким и нависал прямо над нами.

Днем нас угощали великолепными персиками и таким виноградом, какого я нигде не ел в Крыму.

В октябре месяце состоялась поездка в Яссы русских общественных деятелей разных партий{224}. Одно, на чем могли объединиться представители либерального направления и социалисты, это на просьбе к союзникам о скорейшей помощи, а во внутренних делах – на единстве военного командования. Обе группы расходились на вопросе, быть ли единоличной диктатуре или Директории. Самая постановка вопроса была совершенно отвлеченная, ибо ни у одной из групп не было силы и возможности привести свое решение в исполнение. Украина завоевывалась Петлюрой, этим невольным подставным агентом большевиков. Одесса сама по себе была бессильна, а Екатеринодар не мог по отношению к ней и к Крыму предпринимать в то время никаких реальных действий. При общем бессилии, говорить о формах власти было по меньшей мере академическим занятием. Но само по себе бессилие невольно рождало попытки найти какой-нибудь выход из положения, и за неимением практической деятельности, время проходило в бесплодной, но порой ожесточенной полемике и бесконечных заседаниях. Меня звали и в Одессу, и в Яссы, но я никуда не поехал, не видя для себя настоящего дела.

Оставаясь верным своему правилу писать лишь про то, чему я был свидетелем, я не буду говорить здесь о всем, что произошло зимой. В конце ноября я выехал в Екатеринодар по вызову С. Д. Сазонова. В то время предполагалось устроить под его председательством совещание по вопросам внешней политики. Об этом хлопотал Винавер, желавший играть роль, но вскоре он нашел применение для своего тщеславия, ставши министром иностранных дел, эфемерного Крымского правительства. Напоминаю, кстати, что при немцах в Крыму было образовано правительство генерала Сулькевича. При своем возникновении оно заявило о временном своем характере, впредь до воссоединения с Россией. В Крыму были восстановлены органы самоуправления по старой цензовой системе. Когда в Германии произошел переворот и у власти стали социалисты, то в Крыму решили также сделать свой маленький переворот, заставили Сулькевича уйти и образовали коалиционное правительство из кадет и левых. Во главе стали кадеты: Крым, Винавер и Набоков – цвет партии{225}. Те несколько месяцев, что это правительство было у власти, оно представляло жальчайшее зрелище. Оно беспомощно уступало давлению левых, готовило выборы в крымское Учредительное собрание по сложной пропорциональной системе, совершенно не боролись с пропагандой большевизма, которая бесцеремонно развивалась у него на глазах, и цензовые думу и земства заменила самоуправлением по четыреххвостке{226}. В этих думах и собраниях говорили все больше о политике и критиковали Добровольческую армию и менее всего занимались вопросами местного хозяйства. Оно и понятно – легче было болтать, чем поправлять дороги и мостовые, когда казна была пуста. Краткий эпизод Крымского правительства ярко иллюстрировал несостоятельность кадетской политики. Украшение к.-д. партии, Винавер, который раньше тешился званием сенатора, полученного им при Керенском, теперь был упоен званием министра, хотя бы крымского. Ему доставляло детское удовольствие получать от иностранцев конверт с надписью: A Son Excellence[270]… и он не отказывал себе в удовольствии произносить речи и делать декларации не только от маленького Крыма, но и от имени России.