Прав был Соловьев, говоривший, что православное богослужение творили ангелы, – православный человек верит и чувствует, что они в нем участвуют. Разве они не с нами, когда поется: «Ныне силы небесные с нами невидимо служат»? Разве они не шествуют впереди нас, в ночь на Пасху, когда запертые двери храмов внезапно раскрываются настежь, и в них вливается толпа с с радостным пением: «Воскресение Твое, Христе Спасе, Ангели поют на небеси, и нас сподоби чистым сердцем Тя славити»?

II

II

Но не в одном богослужении и обряде сказывается благочестие русских людей.

Остановимся на своеобразном явлении русской монашеской жизни, которую так живо воспроизвел Достоевский – на старчестве. Что такое старец?

Старец – это монах, прошедший все ступени аскетического искуса. С благословения настоятеля он принимает иногда на себя особое предварительное испытание – затвор. Он затворяется в своей кельи и пребывает в полном молитвенном уединении, прерывая его только для принятия Святых Таинств. В таком добровольном заключении он остается иногда целые годы. Это есть высшее осуществление монашеского обета – отказ от всего земного, совлечение с себя ветхого человека. Умерщвление плоти есть, конечно, лишь средство к восхождение по небесной лестнице. Отрешение от всего личного, всецелое подчинение своей воли Богу приводить, противно поверхностным критикам монашеской жизни, к высшему расцвету человеческой индивидуальности. Как свет солнечный, преломляясь в горнем хрустале, играет в нем всеми цветами радуги, так душу, очищенную от страстей, свет Божий заполняет всей гаммой красок, какая светится нам из старинной иконы.

«Старец» является руководителем молодых иноков, которые дают обет полного повиновения и подчинения ему своей воли. Там, где есть такой старец, туда сейчас же пробивается и народная тропа. Прочтите «Братьев Карамазовых» Достоевского, где так ярко воспроизведен облик старца и всех, кто приходит к нему, иногда пешком за тысячу верст, чтобы получить благословение. Глубокий духовный опыт, проникновение в сокровенные тайны человеческой души вместе с благодатным даром пробуждения в этой душе новых сил для жизненного подвига – вот что составляет неотразимую силу смиренного старца, всегда радостного и светлого, какими бы немощами он ни страдал от своих аскетических упражнений, «ибо для счастья созданы люди», как говорит старец Зосима у Достоевского, «и кто вполне счастлив, тот прямо удостоен сказать о себе: я выполнил завет Божий на земле. Все праведные, все святые мученики были все счастливы».