…один великий философ утверждал, что все общие идеи суть не что иное, как идеи особенные, присоединенные к некоторому слову, которое придает их значению больший объем и протяженность и вызывает при случае в памяти сходные с ними другие индивидуальные идеи отдельных вещей. Это утверждение элеатского мистика-фантазера Джорджа Беркли, епископа в Клойне, Юм объявляет одним из величайших и значительнейших открытий, сделанных за последний годы в области наук. Мне же кажется очевидным, что новый скептицизм бесконечно многим обязан именно этому древнему идеализму и что без Беркли Юм вряд ли стал бы великим философом, коим его объявляет «Критика». Что же касается самого важного открытия, то представляется мне, что суть его без особого глубокомыслия очевидным образом заключена просто-напросто в том, что наиболее типичное восприятие вещей и их наблюдение, то есть sensus communis, находят свое выражение в языковом употреблении[956].

Гаман как раз тогда читал Мальбранша и «Опыт об истине» Джеймса Битти, чтобы узнать об источниках идеализма Беркли, и потому у него была особая причина видеть эти связи – но указывать на них было уместно. Как и Федер, Гаман обвинял Канта в том, что тот идеалист в духе Беркли, а также в непоследовательности в том, что он хвалит Юма, настойчиво отвергая Беркли. Без Беркли не было бы Юма; без Юма не было бы Канта. Поэтому без Беркли не было бы Канта. Более того, кантовские антиномии для Гамана – антиномии не разума, а языка. Когда Гаман иронически называет себя «мизологом», он привлекает внимание именно к этому. Философов длительное время вводил в заблуждение язык, и Кант не был тут исключением; в самом деле, в своем пренебрежении к языку он находился в еще большем заблуждении, чем его предшественники. Соответственно, утверждал Гаман, критика языка и его функций необходима больше, чем излишне тонкие философские исследования природы чистого разума. Именно на этом он пытался основать собственную «Метакритику»[957].

В 1782 году Гаман планировал написать еще одну работу, которая должна была называться «Шеблимини, или эпистолярные размышления метакритика». Он собирался включить туда следующие части:

В первом послании речь идет о печатной версии «Диалогов» Юма; во втором – о рукописной [то есть о его собственном переводе Юма, который никогда не публиковался и, кажется, утерян] и о суждении Мендельсона; в третьем сравниваются евреи и философы; четвертый – заново подогретый перевод последней главы первой части Юма о человеческой природе, который в 1771 году вышел, под названием «Ночные мысли, или исповеди скептика». Пятое, безусловно, будет касаться Канта.[958]