Ринк, который был студентом Канта с летнего семестра 1786 года, так описывал отношение Канта к коллегам:
Кант никогда не нуждался в тех подлых приемах, которые используются, чтобы заполучить студентов, и, к сожалению, все еще популярны в университете сегодня. Он никогда не принижал коллег, не стремился произвести впечатление хвастовством, не искал одобрения сомнительными шутками и сексуальными намеками. Я до сих закипаю от гнева, вспоминая, как один благородный человек, некогда присутствовавший в качестве свидетеля и видевший и слышавший все это сам, мог позволить себе поддаться страстям и выставить характер этого благородного мудреца в ином, не столь положительном свете. Да пребудет мир праху обоих. Оба искали истину, каждый по-своему; здесь они не встретились как сестры-звезды; там они встретятся. Коллеги никогда, а особенно поначалу, не относились к Канту так миролюбиво, как он относился к ним. И все же лишь немногие чувствовали, что он их затмевает. Так как к его бесспорно доброму характеру невозможно было прицепиться. целились в его религиозные принципы. Но все младшие коллеги, большинство из которых были его учениками, любили и почитали его[1230].
Кант никогда не нуждался в тех подлых приемах, которые используются, чтобы заполучить студентов, и, к сожалению, все еще популярны в университете сегодня. Он никогда не принижал коллег, не стремился произвести впечатление хвастовством, не искал одобрения сомнительными шутками и сексуальными намеками. Я до сих закипаю от гнева, вспоминая, как один благородный человек, некогда присутствовавший в качестве свидетеля и видевший и слышавший все это сам, мог позволить себе поддаться страстям и выставить характер этого благородного мудреца в ином, не столь положительном свете. Да пребудет мир праху обоих. Оба искали истину, каждый по-своему; здесь они не встретились как сестры-звезды; там они встретятся.
Коллеги никогда, а особенно поначалу, не относились к Канту так миролюбиво, как он относился к ним. И все же лишь немногие чувствовали, что он их затмевает. Так как к его бесспорно доброму характеру невозможно было прицепиться. целились в его религиозные принципы. Но все младшие коллеги, большинство из которых были его учениками, любили и почитали его[1230].
Кант по-прежнему преподавал почти каждый день, но после 1787 года он читал всего четыре часа публичных лекций и четыре часа частных лекций в неделю[1231]. И пусть его лекции больше не захватывали дух, его слава и роль в университете гарантировали ему множество студентов. На его лекциях не было свободного места. Студентам приходилось приходить на час раньше, чтобы занять место в аудитории[1232]. В число самых важных его учеников в то время входили сын Гамана, Иоганн Михаэль (1769–1813), и Яхман, его