Подчас народность в искусстве воспринимается, как нечто понятное всем без исключения, примитивное по форме и содержанию, чтобы – «до всех дошло». К Шолохову, конечно, это не имеет никакого отношения. Как не имеет это отношения к главным именами русской культуры. И случается подчас так, что непростой для понимания, для усвоения обыденным сознанием художник (Мандельштам, Пастернак, к примеру) может выразить некоторые глубинные слои ментально-культурного, исторического содержания народа, которые и сам народ еще не успел отрефлектировать через свои расхожие и бытовые представления.

Народность – это не простота формы и высказываемых идей, но сложная г л у б и н а передачи жизни данного народа во всей совокупности не только актуализированных, но и пока еще «спящих» мировоззренческих и эстетических категорий. Что, Пушкин, народен только лишь потому, что написал ряд сказок, любимых народом? Вовсе нет, наш национальный гений актуализировал для всей культуры всего народа – от простого крестьянина до высшей аристократии – полноту русской жизни: от природной до исторической. И дал все это в изумительном художественном совершенстве, далеко продвинув вперед и сам язык и в целом всю культуру этого, а не другого народа.

Понимание народности при всей внешней простоте этой категории является предметом ожесточенных столкновений разных точек зрения – не на народность как таковую, но на то, что за этим понятием кроется: отношение к судьбам своего отечества, к людям, в нем живущим. Народность – тонкая материя и для эстетики. Подчас любовное и незашоренное представление о стране и народе дает больше для понимания сути и смысла этого понятия, чем сложно разработанная теория.

Что это не простая задача не только для писателя, но и для историка, свидетельствует следующая реакция Толстого на чтение «Истории» С. Соловьева:

– «Читаю историю Соловьева. Все, по истории этой, было безобразие в допетровской России: жестокость, грабеж, правеж, грубость, глупость, неумение ничего сделать. Правительство стало исправлять. И правительство это такое же безобразное до нашего времени. Читаешь эту историю и невольно приходишь к заключению, что рядом безобразий совершалась история России. Но как же так ряд безобразий произвел великое, единое государство? Уж это одно доказывает, что не правительство производило историю.

Но, кроме того, читая о том, как грабили, правили, воевали, разоряли (только об этом и речь в истории), невольно приходишь к вопросу: что грабили и разоряли? А от этого вопроса к другому: кто производил то, что разоряли? Кто и как кормил хлебом весь этот народ? Кто делал парчи, сукна, платья, камки, в которых щеголяли цари и бояре? Кто ловил черных лисиц и соболей, которыми дарили послов, кто добывал золото и железо, кто выводил лошадей, быков, баранов, кто строил дома, дворцы, церкви, кто перевозил товары? Кто воспитывал и рожал этих людей единого корня? Кто блюл святыню религиозную, поэзию религиозную, кто сделал, что Богдан Хмельницкий передался России, а не Турции и Польше?