Наконец, Н. Златовратский признается, что для него как стороннего наблюдателя эффект был «поразительный»: «Эти люди – совсем другие люди, чем вы; эти речи стоят вне вашего постижения; из посылок делаются выводы, как раз противоположные тем, какие логически делаются в вашей собственной голове. Сто раз в продолжение часа ловишь ариаднину нить, думаешь – вот, начинаю понимать, и вдруг неожиданно кто-то вспоминает о тетке Нениле да дедушке Ермиле, которые когда-то были к этому вопросу прикосновенны – и снова нить потеряна, и снова все заволокло туманом…» [23, 302]

Мы узнаем «обратным образом» то, что блистательно представил в своих массовых картинах изображения народа Шолохов. Н. Златовратский глубоко осознает разрыв между реальным состоянием народа, психологией, сознанием, всем образом жизни и тем, как это представлено в литературе. Он раньше – подчеркнем это особо – чем Л. Толстой в своем известном письме к Н. Страхову, написал о необходимости прихода в русскую литературу художника, который сможет понять и объяснить дух своего народа, самые существенные устои его нравственного и психологического существования. Вот как у него обрисована эта задача для будущей русской литературы.

– «Я должен сознаться, что чувствую себя не в силах в типичных образах представить… мужицкую общинную сходку. Это – вещь почти невозможная для нехудожника, чрезвычайно трудная для художника из культурных людей и выполнимая во всем объеме только художником из народа. До сего времени наша художественная литература не дала ни одной мало-мальски типичной и яркой картины из области общинной жизни: мы не имеем ни общинных характеров, ни типичных сцен общинных сходов, судов, переделов – этих выразительнейших и характернейших картин народной жизни. Наши художники как-то ухитрялись изображать народ, отвлекая его совершенно от почвы, на которой он рождался, вырастал и умирал… «Новое слово» выскажут вполне только истинные «дети народа», только они, родившиеся и выросшие в атмосфере общинной жизни, могут вызвать непосредственно из своей души образы этой жизни; только им возможно будет, в полном объеме, осуществить идеал искусства на социологической подкладке (курсив Н. Златовратского – Е. К.). Народная жизнь и в характерных величавых картинах исторической борьбы, и в своих современных буднях представляет неисчерпаемое богатство для вдохновений истинно-народного «социального» художника» [23, 303].

Шолохов, безусловно, выступил в русской литературе XX века тем самым «истинно-народным» художником, который смог воссоздать «общинный дух» существования своего народа. Ведь, к примеру, юмор Шукаря – это всегда юмор в толпе, среди людей. Он – лицедействует, его рассказы – это театрализованное представление. Нельзя не видеть в этом развитие как общеевропейской традиции карнавального смеха, так и – в первую очередь – чисто русской – скоморошьей, шутовской, реализовавшейся в масленицу, на святки – на площади, среди толпы. Это юмор носит сугубо народноориентированный характер: он апеллирует прежде всего к знаниям, психологии и ментальности народа.