В первой же книге эпопеи есть образ хронотопа. Шолохов пишет: «А над хутором шли дни, сплетаясь с ночами, текли недели, ползли месяцы, дул ветер, на погоду гудела гора, и, застекленный осенней прозрачно-зеленой лазурью, равнодушно шел к морю Дон».
В конце книги хронотоп у писателя приобретает некую универсальную полноту, достигая предельного онтологического синтеза. Субъективность различных аспектов времени и пространства, хронотоп в целом, снимается такой объективностью, где не остается места доминированию и торжеству частных аспектов хронотопа. Он становится максимально похожим на античный, в нем частное, субъективное не то что отвергнуто, но просто не имеет никакого существенного значения. Над всем этим торжествует некое мгновение сотворенной и одушевленной вселенной, в которой равномерно распределены смыслы и знания, достигнуто равновесие этой разбегающейся галактики, на какой-то миг, но достигнуто торжество и равновеликость этого вновь созданного мира – основному, космическому. Такого величия в истории мировой культуры достигали немногие произведения искусства. Хронотоп текста Шолохова адекватен реальному пространственно-временному субстрату. Это явление можно обозначить античным же термином –
Поток времени в эпопее Шолохова имеет четко выраженные характеристики исторически последовательного развития событий. Несмотря на то, что многие события показываются в ретроспективе, воспроизводятся сознаниями и голосами героев уже после их совершения, писателю важно сохранить четкие временные границы и линию эволюции своих героев, приближая их личное, индивидуальное время к времени историческому. Нам достоверно известны конкретно-исторические рамки повествования – от событий 1912 года до весны 1922. Подобного рода эпический принцип определен самим жанром «Тихого Дона»: нам дана парабола уже совершившихся событий, они