В момент моего приближения капитан Шаверов сидел на скамеечке около своей землянки без фуражки в тени густой толпы сосен и задумчиво курил папиросу Он несколько постарел, но по наружности остался тот же. Я подошел к нему и, взяв под козырек, отрапортовал о прибытии во вверенный ему батальон. Капитан Шаверов сидя выслушал мой рапорт и затем с приветливой улыбкой пожал мне руку и предложил мне сесть рядом с ним на скамейку.

Мы запросто побеседовали с ним о том, о сем с полчаса, и, когда я собрался идти к своей роте, он крикнул вестового, чтобы тот меня проводил. Капитан Шаверов произвел на меня очень приятное и симпатичное впечатление. Простившись с ним, я пошел в сопровождении вестового, лавируя между стволами сосен без дорог и тропинок. Через несколько минут ходьбы до моего слуха стали доноситься отдельные человеческие голоса, резкий стук топора. В лесной чаще курился в разных местах сизый дымок. Запах его ударил в нос. Мы подошли к месту расположения моей роты. Еще несколько шагов, и мы очутились у землянки прапорщика Муратова. Около землянки стоял какой-то солдатик моей роты в одной нижней рубахе с топором в руках. Увидев меня, он молча осклабился. Лицо его мне показалось знакомо.

– Здоров брат!

– Здравия желаю, ваше благородие! – бойко ответил тот.

Заслышав мой голос, прапорщик Муратов поспешно выскочил из землянки и, поздравив с выздоровлением, приветливо со мной поздоровался. Мы вошли в землянку. Землянка была как землянка. Сделана она была под небольшим откосом, так что задняя стена была земляная, а боковая и передняя были сложены из небольших бревен. Потолок был заделан досками и дерном. Вместо двери был только узкий проход, закрывавшийся полой палатки. Маленькое оконце, проделанное в одной из боковых стен землянки, придавало ей жилой вид. За три недели моего пребывания в обозе я уже отвык немного от этой походной обстановки, и потому землянка, в которую мы вошли с прапорщиком Муратовым, показалась мне такой неприветливой, сырой и мрачной, что сердце мое тоскливо сжалось, точно это был какой-то погреб. Я подавил свое неприятное чувство и, разумеется, и вида не подал, что было у меня на душе. В ту же секунду я подумал, что, наверное, эти люди, не знавшие отдыха в это последнее время, отступая день и ночь и находясь в постоянном соприкосновении с врагом, чувствуют себя счастливыми и в этих землянках только потому, что их сняли с позиции и поставили в глубокий резерв. Ведь то же самое еще совсем недавно переживал и я сам… На дворе было гораздо лучше, и потому мы вышли вон и сели на скамеечку около землянки, перед скамеечкой был даже столик. А в лесу было действительно хорошо. Стройные, прямые сосны, точно многочисленное войско великанов, тесной покорной толпой окружали нас. Ветер свободно гулял и шумел только где-то вверху, но здесь внизу, словно на дне лесного моря, было так тихо, что не только говор, стук топора или чей-нибудь окрик, но даже треск разжигаемого на некотором отдалении от нас костра доносился с необычайною отчетливостью. Порой мягко, не оскорбляя слуха, доносилась с позиции канонада.