Без грусти я не мог смотреть на эту несчастную семью, оторванную от своего родного угла и заброшенную судьбой в бедные Подлесейки.

Тоскливо и однообразно текли дни то на позиции, то на отдыхе в Подлесейках. Обе стороны держались пассивно, и только временами в разных частях фронта грозно проносились орудийные раскаты, точно могучее рыканье задремавшего льва.

Нам подвозили снарядов, и наши батареи оживленно обстреливали расположение противника.

Был уже конец сентября, когда однажды утром, счастливый и веселый, я возвращался из штаба полка с отпускным удостоверением в кармане. В это время наш полк стоял на отдыхе в Подлесейках. Прапорщик Муратов с чувством поздравил меня с отпуском, как будто я только что женился или выиграл 200 тысяч. Он был доволен еще и потому что после моего возвращения была его очередь ехать в отпуск. Настроение у меня было приподнятое. Я и верил, и не верил своему счастью. Целый год, полный тяжелых, кровавых испытаний, прошел с того момента, как я расстался со своей семьей. Сколько было пережито за это время, сколько раз смерть готова была поглотить меня вместе с тысячами других своих жертв! Как тяжек и тернист был этот страшный путь страданий и лишений, надежд и разочарований, пройденный за этот год по Галиции, Польше и Белоруссии!.. Промелькнули в воображении грозные картины войны, зарево пожарищ, кровопролитные бои, волна беженцев… Казалось, это был только кошмарный сон. Но все это осталось позади и по неисповедимому промыслу Божию, вершащему судьбу не только мира, но и каждого отдельного человека, я остался до сего времени цел и невредим. С того момента как у меня в кармане очутился отпускной билет, все мои мысли и чувства опередили действительность, я уже был вне этой надоевшей мне обстановки войны, ставшей мне далекой и враждебной, и даже сам милый и симпатичный прапорщик Муратов стал каким-то для меня чуждым. И только одна мысль, мысль о том, что всего только на две недельки я уезжаю в отпуск, а потом опять то же самое, та же картина войны со всеми ее ужасами, угнетала меня. И кто знает, может быть, по возвращении из отпуска мне еще непригляднее покажется эта обстановка и еще тяжелее будет к ней снова привыкать. «Эх, может быть, не пользоваться этим отпуском? Остаться тут до конца, убьют, так убьют, а вернусь домой, так уж совсем»…

Я осторожно попытался высказать эту мысль прапорщику Муратову. Тот только рассмеялся.

– Ну, вот еще что выдумали, один раз глупость сделали, помните, когда были ранены весной и не эвакуировались.

– Слов нет, очень хочется побывать дома, но стоит ли на каких-нибудь две недели ехать домой, обрадовать своих, а потом вернешься и тут тебя на следующий же день ухлопают?