По всему было видно, что общество охладело к войне, и люди искали забвения в вихре наслаждений… Но ведь такова жизнь – эта непонятная и дивная загадка, полная всяких противоречий, где одним в удел достаются счастье, здоровье, радости, а другим – слезы, страдания, смерть…

Но почему мы, только мы одни, точно приговоренные, должны на себе нести этот тяжкий крест войны? Не довольно ли с нас? Или мало нас полегло на полях битвы? Или мало мы изранены? Или недостаточно мы повалялись в грязи окопов, съедаемые вшами? Почему, например, вон тот красномордый упитанный тип в серой шинели, с красным крестиком вместо кокарды, должно быть, какой-нибудь уполномоченный Красного Креста, почему бы и его не отправить на позицию, а его место занял бы какой-нибудь прапор, отдувающийся на фронте с самого начала войны? А сколько таких разных уполномоченных, комендантов, начальников транспортов, хлебопекарен, всяких заведующих складами, лазаретами и т. п., и т. п. офицеров и чиновников, обслуживают тыл, предоставив удовольствие отсиживаться в окопах, умирать, получать раны и болезни и переносить все ужасы войны нашему русскому темному мужичку и горсти фронтовых офицеров. Всюду и везде, начиная от царского двора и кончая какой-нибудь ротной кухней, была протекция. Но нельзя же вам, господа шкурники, бесконечно пользоваться благами жизни за счет нашей крови и страданий!..

Так назревала уже к началу второго года войны в душах измученных бойцов глухая ненависть к тылу и неудержимая тяга домой.

– Что вы, поручик, так задумались? Бросьте, ей-богу, бросьте, – обратился ко мне один из моих спутников прапорщик К., симпатичный, здоровый мужчина, побывавший со своим полком на Карпатах. – Вы, кажется, глядя на эту тыловую сволочь, подумали то же, что и я. Ну их к черту! Давайте лучше выпьем по рюмочке.

Я заметил, что прапорщик К. был уже под хмельком. Мы чокнулись. Подпоручик Б., другой мой спутник, был занят, как видно, другими мыслями, особенно с того момента, как за соседний с нами столик уселась и потребовала ужин хорошенькая сестра милосердия. Подпоручик, пощипывая усики, бросал в ее сторону нежные взгляды, сгорая от нетерпения познакомиться с хорошенькой сестрой, которая, казалось, не очень-то благосклонно отвечала на взгляды молодого подпоручика.

Однако случайно (впрочем, не ручаюсь, может быть, и не случайно) упавшая на пол салфетка сестрички решила дело. Подпоручик мигом подскочил и, галантно раскланиваясь, вежливо положил салфетку на стол. Слово за слово, завязалось знакомство, и через минуту Б. уже сидел против хорошенькой сестры и весело с ней болтал, забыв все на свете.