Но вот прошел этот страшный год, и я, каким-то чудом уцелев, снова вижу этот милый уголок, и, как знать, может быть, это уже в последний раз…

Ведь скоро-скоро, через какую-нибудь неделю, мне опять надо ехать на фронт. «Ах, лучше бы не брал отпуска, сидел бы себе в своих Подлесейках или в Адаховщине!..» – с горечью подумал я. Но новая волна радости и счастливого сознания, что ты дома, захлестнула собой эту минутную вспышку грусти, и я, махнув рукой на прошлое и не задумываясь о будущем, жил и наслаждался настоящим.

Был чудный осенний день. Здесь чувствовалась уже Украина с ее ясным, голубым небом, с ослепительным солнцем, с легким хорошим воздухом, которым так приятно дышать. Отпустили извозчика и вошли в палисадник. Желтые опавшие листья шуршали под ногами. Наша небольшая черная собака, смесь дворняжки с сеттером, первоначально встретила нас злым лаем, вероятно, не узнав своих хозяев.

– Тузик! Тузик! Милый славный Тузик! Не узнал? На! На! Тузик!.. – ласково говорили сестренки.

Тузик перестал лаять, точно что-то припоминая, пристально взглянул на нас и вдруг со всех ног с громким лаем бросился описывать перед нами круги, низко припадая к земле, выражая тем свой неописуемый собачий восторг. Тузик нас узнал. С радостным повизгиванием он затем поочередно кидался на нас и лизал руки, а младшей сестренке Наточке он даже, улучив удобную минуту, лизнул прямо в лицо и этим вызвал наш всеобщий хохот. Я потрепал по шее добрую собачку В дверях нас встретила наша прислуга Маша, уже немолодая женщина. Всплеснув руками, она бросилась нам навстречу.

– Батюшки-светы! Барыня! Детки мои милые! И барин тут!.. Да как же это вы приехали и меня, дуру, не предупредили! А где же вещи?

– На вокзале остались, – проговорила мать. – Ну, Машенька, самоварчик нам поскорее… Мы, ведь, с дороги. Ах, слава богу, что дома!

– Сейчас, моя дорогая барыня.

Маша скрылась в кухонных дверях; сестренки щебетали около меня, как птички, рассказывая мне разные домашние новости. Через полчаса Маша внесла самовар в столовую, и вся наша семья уселась за столиком, над которым по-прежнему висела большая бронзовая лампа с белым колпаком.

Так было всем нам хорошо и уютно в эту минуту!..

Быстро, как волшебный сон, промелькнули эти несколько дней пребывания в родном уголке, и, трогательно простившись со своей семьей, я снова отправился на фронт. Насколько легко и радостно было на душе, когда я, покидая фронт уезжал в двухнедельный отпуск, настолько теперь, приближаясь к этому самому фронту, я испытывал невеселые чувства. И чем ближе к фронту, тем на душе становилось все пасмурнее, все тоскливее. Вот все чаще и чаще стали попадаться санитарные поезда с ранеными, эшелоны с войсками, платформы, груженные орудиями, двуколками, горами фуража, накрытого брезентами.