У этой политики были свои сторонники. Честолюбивый Румянцев начал подготовку сулившего новые лавры похода и уже 31 марта рапортовал, что его полки «в готовое состояние к походу приведены». Эта новость, очень желанная при дворе, не соответствовала действительности, как следует из позднейших рапортов самого Румянцева. Стремился в поход молодой гвардеец Семён Воронцов; его брат Александр, только что назначенный в 21 год послом в Лондон, также одобрял «столь благополучные началы» нового царствования. Молодой дипломат, готовый «жизнью своею заслужить» столь высокую монаршую милость, сообщал дяде о блестящем начале своей карьеры: сам Фридрих II «доволен сделать мне знакомство».

Император поставил перед новым послом неразрешимую задачу — вновь привлечь Англию к союзу с Пруссией и возобновлению выплаты Фридриху II субсидии, от чего британский кабинет как раз решил отказаться. А Пётр III лучшим средством дипломатического воздействия считал угрозу, что Россия «следующие товары отнимет у Англии, а именно пеньку, мачтовые деревья, медь, железо и конопляное масло, без которых англичане не могут обойтись».

Столь же бесцеремонной стала русская политика в отношении вчерашних союзников. Саксонского посланника Прассе император принял, по выражению самого дипломата, «как нищего». Австрийская дипломатия стремилась любой ценой сохранить союз и даже предложила денежную субсидию для войны с Данией, но всё оказалось напрасным: посол граф Мерси передал в Вену высказывания императора о том, что Фридрих без труда «разделается» с австрийскими войсками.

После затяжной паузы в русско-австрийских отношениях 2 мая последовал шифрованный рескрипт послу в Вене Д. М. Голицыну, содержавший обвинения Австрии в том, что война ведётся из-за «упорства» Марии Терезии, и недвусмысленно указывавший объявить о посылке русских войск на помощь Фридриху II. В тот же самый день резиденту в Стамбуле А. М. Обрескову предписывалось «внушить искусным образом» туркам, что они могут начать войну с Австрией, в которую «мы... ни прямо, ни стороною мешаться не будем», отчего турецкие министры пришли в «великое удивление».

Все попытки канцлера и даже близкого к Петру III Волкова воспрепятствовать заключению мира под диктовку Фридриха отвергались. В итоге по подписанному 24 апреля договору Россия безвозмездно возвращала Пруссии все захваченные территории, а кроме того, направляла на помощь королю русский корпус Чернышёва. Мир действительно был необходим — но в первую очередь не России, а Пруссии, которую бросил союзник (в мае 1762 года английский парламент отказался далее предоставлять субсидии). Захваченные русской армией прусские земли могли бы стать предметом торга и с ослабленной Пруссией, и с Речью Посполитой. Пожалуй, Пётр на завершающем этапе Семилетней войны мог бы сыграть роль арбитра для истощённых войной держав. Но выход из войны был осуществлён самым неуклюжим способом, представлявшим Россию не только плохим союзником, но и лицемерным агрессором.