– Не стыдно женщине, утверждающей, что она медсестра, делать себе «мастырку», чтобы не работать?

«Мастыркой» называют трюк, изобретенный заключенными, чтобы получить освобождение от работ. С помощью шприца под кожу вводится капля керосина, что незамедлительно вызывает воспалительный процесс.

Разозленная ответом Курбатовой, я молча вышла из медсанчасти и, вернувшись в барак, написала жалобу на имя начальника Вятлага Волина с просьбой как можно скорее принять меня, так как заболевание не дает мне возможности работать, а врач отказывается меня лечить, принимая за симулянтку.

1 мая 1952 года за мной пришел конвоир, чтобы на грузовике отвезти к Волину. Это был еще молодой полный мужчина, жизнерадостный и симпатичный. Он выслушал мою историю, сделал какие-то пометки и освободил от работ до приезда главврача Вятлага. Через день в присутствии Курбатовой меня осмотрел главврач и подтвердил, что никаких следов «мастырки» у меня нет: воспаление явилось следствием попавшего под кожу волоска. Мне прописали компрессы, и уже через пять дней я вернулась на стройку. Воспользовавшись приездом главврача, Белла напросилась к нему на прием и вела себя столь эксцентрично, что тот, основываясь на собственных наблюдениях и свидетельствах непосредственных начальников Беллы, объявил ее ненормальной и до отправки в сумасшедший дом освободил от работы. Фаина же становилась все более и более невыносимой. Каждый день охранники силой выводили ее из лагеря, но на стройке она отказывалась выполнять какую-либо работу. На все объявленные выговоры она отвечала, что на нее не стоит рассчитывать, пока Сталин не пришлет ей бандаж. Подобные шутки заставляли хохотать даже тех, кто все время пребывал в унылом расположении духа.

Наша бригада работала в теплицах, где выращивали капусту и помидоры. Мы должны были носить чернозем и навоз. Вообще-то, политическим было запрещено заниматься подобным трудом, а поскольку он, несмотря на завышенные нормы, не оплачивался, мы не слишком утруждали себя работой. Заметив нашу низкую производительность, главный агроном посадил нас на суровый рацион. В течение трех дней мы имели право только на баланду утром и вечером и четыреста граммов хлеба на весь период времени. Не сумев победить нашу инерцию, агроном пожаловался начальнику лагеря. Выговор в наш адрес был написан на черной доске в столовой в тот вечер, когда мы выполнили лишь пять процентов нормы. Всю бригаду, включая бригадиршу, отправили в штрафной изолятор. После возвращения с работы нас запирали в камерах, где верующие распевали духовные гимны, а после мы вместе молились и ложились на доски прямо в рабочей одежде, пытаясь немного поспать. Как мы и предполагали, Фаина не выдержала такого режима и через три ночи стала ломать комедию – вопить, рвать на себе волосы и устраивать такой шум, что надзиратели вынуждены были пойти за доктором. Когда вскоре и он устал от бессонных ночей, Фаине было разрешено вернуться в общий барак.