Борис Слуцкий был комсомольцем. Интеллектуально развитый и любознательный юноша, он слишком живо интересовался политикой. Будучи секретарем комсомольской ячейки, Борис обсуждал с друзьями так называемое дело врачей[150], в которое ни он, ни его товарищи не верили, несмотря на признания самих арестованных.

В группу Бориса входили семнадцатилетние подростки, а четырем девушкам было всего по шестнадцать лет. Их всех арестовали за деятельность, наносящую ущерб государственной безопасности. Бориса приговорили к двадцати пяти годам и отправили в Лефортовскую тюрьму, и с тех пор его мать ничего о нем не слышала.

В декабре 1950 года Римму арестовали за попустительство: она не следила за тем, чем занимаются ее дети, и не дала им должного советского воспитания. Беллу (в то время ей было двадцать лет) также арестовали за то, что она не донесла на своего младшего брата. Римму осудили по статье 58–10 к восьми годам лагерей, а Беллу – к пяти годам по статье 58–12.

Выслушав печальную историю Риммы Слуцкой и ее детей, я доверилась своей новой подруге и сказала, что у меня есть записка для инженера Маевского. Она тут же предложила познакомить меня с ним.

Инженер-авиаконструктор Маевский был человеком среднего роста, ему было лет пятьдесят. После возвращения из командировки во Францию его арестовали за антисоветскую агитацию и приговорили к десяти годам лагерей по статье 58–10 за то, что он публично высказывал свое восхищение Францией и завидной судьбе французов. Передавая ему записку, я объяснила причины своего пребывания в лазарете 4-го лагпункта.

– Раз вы медсестра, – сказал он мне, – я поговорю о вас с главврачом, он единственный, кто может разрешить вам остаться здесь.

Уже через полчаса Маевский представил меня главврачу Замбахидзе. Выслушав меня, тот, от которого зависела моя судьба, сказал:

– Вы лучше меня знаете, какие указания мы получили, но я постараюсь что-нибудь для вас сделать. Например, я могу определить вас пациенткой во второе отделение. Там вы отлежитесь несколько дней, а потом, по-прежнему в качестве пациента, начнете работать в третьем отделении для новорожденных под руководством доктора Литвинова. Только будьте осторожны, никому ничего не говорите! Вы меня понимаете?

Доктор Замбахидзе, сорокалетний грузин, на первый взгляд казался суровым и грубым, но в действительности был милым человеком, проявлявшим сострадание к несчастным заключенным. Отсидев по политической статье в Вятлаге, он получил штамп с 39-й статьей и вынужден был остаться работать главврачом в лагере.