Именно Лулу в этот период вдыхала жизнь в образы Сен-Лорана, как будто ломая золотую клетку, где он задыхался. Кто еще, кроме Лулу, мог играть свадьбу в шароварах зуавов, детских перчатках и золотых сандалиях?! Кто мог так играть с аксессуарами, бабочками и тюрбанами, делая ежедневное появление постоянным сюрпризом?! «Настоящий талант Лулу де ла Фалез заметен и помимо ее профессиональных качеств. Он неоспорим. Ее шарм особенный, волнующий. Дар легкости сплетен в ней с безупречной остротой взгляда на моду. Интуитивный взгляд, врожденный. Присутствие Лулу рядом со мной — это нежный сон наяву», — говорил Ив Сен-Лоран.

Что бы он ни делал, он проносился как огненный грозовой шар по своей эпохе, чем был похож на Ролана Барта[702], который писал о вечерах в «Паласе»: «В любой точке, где бы ни находился, я забавно ощущаю себя в некоей императорской ложе, откуда руковожу игрой». Открытие этого «вертепа ночи» совпал с волной диско — с альбомом «Лихорадка субботнего вечера»[703]. «Смокинг, длинное платье или как вам захочется», — объявлял пригласительный билет на открытие от Фабриса Эмаера.

Через восемнадцать месяцев своего функционирования «Палас» набрал оборот в 25 миллионов франков, сразу побив все рекорды в профессии. Начались годы «Паласа», более семидесяти концертов в год: Бетт Мидлер, Мадонна, The B-52s, Том Уэйтс, Клаус Номи, Talking Heads, первый концерт Принца, Грейс Джонс… «Палас»! «Бесполезный, бесплатный, нарочито пафосный — каждый здесь найдет себе место», — говорил Фабрис Эмаер. Один мир заканчивался, другой начинался. «„Семерка“ была настоящим клубом с домашними вечеринками», — вспоминали завсегдатаи с ностальгией. «Палас» же гудел в звездной ночи, сияя тысячью красок, весело и бесстыдно. Туда ходили кутюрье искать свое вдохновение; женщины высшего общества — свою молодость; анонимы — свою дозу славы, называя себя Пахита Пакен, Мод Молино или Заза Диор; а все подряд — иллюзию быть вместе, как будто тысячи одиноких искали возможность слиться в большом котле.

Ив Сен-Лоран хотя и говорил первым о наступившем «декадансе», сам создавал образы большого бала-калейдоскопа, где Уорхол смешивался с Жаклин де Риб, Регина появлялась как Кармен Миранда[704], Мари-Элен де Ротшильд — как королева фей, а Олимпия Ротшильд — как Офелия, затерявшаяся при дворе Борджиа.

23 марта 1978 года Лулу и Тэди Клоссовски давали праздник в «Паласе» под названием «Ангелы и демоны, легенды и чудеса». «Я хотела организовать костюмированный бал, — говорила Лулу. — Это должно было заставить всех приложить некоторое усилие, чтобы они не пришли, как панки, в черной коже или просто в вечернем платье или смокинге. Это было рискованно, но вскоре я поняла, что игра выиграна. Между коллекциями (и часто во время показа) люди говорили только об этом. Специально давались ужины, чтобы обсудить маски и костюмы. Накануне, за день до праздника, ближний круг просто „ограбил“ модный Дом. Не осталось ни одного украшения, ни одного перышка, ни одной пластинки в шкафах». Блестящий, чрезмерный, фантасмагорический, праздник объединил парижский бомонд, гуру моды и идолов андеграунда. «Мне хочется свободного праздника, какие я видела в Англии, — настаивала Лулу. — Я люблю смешивать разных людей, старых и молодых, богатых и бедных, банкиров и студентов, интеллектуалов и спортсменов. Не важно, кто они такие, главное, чтобы они были талантливыми». Тэди, одетый во все белое, воплощал ангела. Подвязанные золотыми позументами, его крылья были изготовлены Домом Лемарье. Лулу, по традиции одетая мадам Фелисой, играла демона в красно-золотом муслине. «Хипповая вещь, сделанная в последнюю минуту, — говорила она. — Мне всегда нравилось переодеваться — в фею, бабочку или дерево. Я даже однажды превратилась в акацию и была полна шипов. Все было очень экстравагантно, красиво». В ту ночь Лулу сияла звездами и лунами: «Мне нравится носить наряд, в котором я могу танцевать на столе. Маскарад дает дополнительную свободу. Если вы в костюме демона, то обязательно проведете хороший вечер».