Тогда вмешивалась Лулу, как и Митца Брикар, о которой Диор говорил: «Ее любовь к природе ограничивается обожанием цветов, которыми она так хорошо умеет украшать свои шляпки». Лулу прибыла поздним утром с той лишь разницей, что ее сила была не в нюансах, а в ярком блеске. В этом смысле ее стиль, безусловно, более «космополитичен», нежели стиль Митцы. Яркие красные и розовые оттенки звенели на ней всегда на грани дисбаланса. Она никогда не садилась на стул, гримасничала, нервно смеялась, играла с шарфом перед зеркалом, придумывала истории, глядя на Кират, спрашивала у Ива, грустна ли эта девушка или весела, что лучше подойдет ей: платок из муслина или шляпа. «Не будучи сам очень счастливым, он как будто живет в этих женщинах, которые в восторге от жизни». Она добавляла: «Ив чувствует вещи в какой-то степени как гадалка».
Перфекционист Ив Сен-Лоран признавал: «Это головоломка. Мы не имеем права на ошибку, даже в мелких деталях…» Платье готово. Из бланка пошивочной мастерской известно, что на него ушло 2,25 метра тонкого габардина из черной шерсти; 60 сантиметров белого глянцевого пике для китайского воротничка, петлиц и манжетов; шесть бижутерных пуговиц из эмали и золота. Жозиана Дакке, директор складов, уточнила: «У нас клиентка может снова попросить свое черное платье, которое заказывала десять лет назад. Каждая мелкая деталь отмечена. Мы всегда храним в пакетике пуговицу на случай, если она ее потеряет».
Он черпал в глазах этих женщин — часто дружелюбных, но зачастую достаточно «строгих» — новый импульс для развития. «Во внешнем мире, кроме меня, кто не живет, когда что-то не работает, и всегда ничем не доволен до премьеры коллекции, есть также швеи — женщины, работающие на машинке дни и ночи и делающие то, что я иногда могу уничтожить. Но я никогда не обижаю их и даю понять, что верю в них. Если бы они не чувствовали этого, они презирали бы меня».
Рисунок опять поменялся. Контуры все более вырезанные, раскрылись важные детали: белые украшения, воротник, расположение кармана. Линия стала виднее, она едва заметила присутствие «молодой худой женщины», которая, как и у многих эстетов 1970-х годов, ассоцировалась с элегантностью и с отсутствием плоти. Память о Кармен и oдалисках исчезла: «Он не любит большую грудь. В данный момент он думает, что у моделей ее слишком много, — писала Муния. — Иногда он просит носить под одеждой утягивающие ленты, чтобы сделать грудь более плоской. Они похожи на молодых рожениц, которых перетянули, чтобы ушло молоко! У него есть некая идея женской красоты, немного подросткового типа, совсем не агрессивная, что ближе к романтике произведения искусства, чем к земной женщине»[737].