Однако «Венеция Востока», так называл Марракеш Ив Сен-Лоран, теряла с каждым днем свои чары, потому что вся его любовь к этой «дочери пустыни» сопровождалась осознанием, что здешний мир приходил к концу, этот мир был ему хорошо знаком, но частью его он так и не стал. Финансовые счастливчики, появившиеся здесь позже их, захватили город. Витаминизированное общество заказывало себе бассейны с мозаичным дном и всяческие «безумства». Бизнесмены устраивали свой бизнес, одетые в толстый махровый белый халат. Они покупали резную мебель с традиционной позолотой, боялись антикварных лавок, спали на наволочках с монограммой. Пальмовая роща Марракеша стала «Маленькой Флоридой Марокко». К 1986 году был объявлен проект по строительству огромного туристического комплекса. Пьеру Берже удалось это отменить, но туризм стал одним из главных источников жизни города: иностранцы приезжали толпами, чтобы купить тапки-бабуши от
Тем временем Мустафа позволял журналистам посещать дом, когда Ива там не было. Его комната была открыта нараспашку. На тумбочке у кровати лежал старый экземпляр «Великого разрыва» Кокто в карманном издании, а также «Пидор» Берроуза[783], книга-альбом, посвященная артистам Мадлен Рено и Жан-Луи Барро, под редакцией Пьера Берже. В ванной комнате с зеленым мраморным полом стояли велотренажер, весы, пульверизатор
Все водители «маленьких такси» знали, где дом Сен-Лорана, но там тишина, застывшая, как этот каменный мавр в белом хайке, любимая статуэтка хозяина, а на улице встречались люди, гордые как воины пустыни, чье высокомерие иногда пробуждалось. Ив признавался, что в Марракеше отдыхал «со свободной душой». «Я человек из теплых стран, и я чувствую себя хорошо в этом городе, который в моих глазах одна из последних цитаделей благородства».