Ив Сен-Лоран искал цвет в глубине самого себя. Как и Гоген, рисовавший оранжевые реки и красных собак, кутюрье окрашивал реальность видениями, впрыскивая в этот умирающий мир особый эликсир, что делало его красивым и безумным и поддерживало его в искусственно-живом состоянии. Это было царство русалок, мечтавших стать самыми красивыми, самыми благоухающими, вызывающими зависть. Он похитил у женщин их страсти, чтобы вернуть их более красивыми, плывущими в красных и золотых тонах. Он покрасил небо на своих тканях и завернулся в них. Стены империи Yves Saint Laurent были наполнены лилиями из Касабланки, что наводило на мысль о цветке запретной страсти или цветке геральдической королевской славы. «Я амбициозен», — говорил он.

Его цвет то грохотал, как гром, то дрожал, как от озноба. Наконец, становилось понятно, что было еще что-то другое, кроме цвета. В марте 1987 года я впервые посетила модное дефиле Сен-Лорана в Квадратном дворе Лувра. Это было похоже на пощечину. Фиолетовое платье из тафты, отененное тюлем, болеро из бирюзовых перьев. Публика аплодировала стоя, вся залитая светом. Особенно мне запомнилось длинное платье, похожее на черный амариллис, с подкладкой из ярко-розового атласа, которая освещала его изнутри. Почему его розовый цвет был более розовым, чем у других? Его красные тона более красными? Эту тайну мы пытаемся разгадать, но все усилия напрасны, вы можете собрать все факты, запутаться в них, но загадка остается.

У него был дар, чтобы израсходовать свою жизнь до конца, разрушить себя, позволить себе дойти до дна и проникнуть в тайны женщин, которые делают их стройнее, выше, не искажая фигуру. Он посылал им мысленные приглашения, позволял им приходить к нему, применяя в моде правила любви. Ничего не спрашивал. Наблюдал. Ожидал. Делал их не просто красивыми, а прекрасными. И они говорили о нем, как говорят о любовнике.

Ив Сен-Лоран одевал последний золотой век моды, это была эпоха, когда мадам Фелиса выезжала «примерять» мадам Меллон или графиню Бисмарк на Капри: «Фелиса, а сколько костюмов я заказала в этом сезоне?» Он был первым из модельеров, кто сравнил себя с наркотиком. С ним мода следовала за приключениями любви. Она была в жизни, в тайных уголках, в похищенных минутах, она говорила об ожиданиях, свиданиях, встречах, страстях. Это было между 1968 и 1983 годами, между пилюлями и СПИДом. Любовь рифмовалась с любым моментом, везде, с кем угодно. Как говорили в Нью-Йорке: «Все тогда были Лулу».

Наблюдая за своим временем, но при этом никогда не подчиняясь ему, одевая освобождение женщины, а затем ностальгию 1970-х, избегая эклектики 1980-х, он следовал за кривой времени, уходившей в будущее, как следовал бы за своими музами и тканями. Ив Сен-Лоран никогда ничего не навязывал. Его имя настолько тесно было связано со всем, что потрясло за последние двадцать пять лет, что потребуется музей, способный вместить целую эпоху. Но, к счастью, жизнь невозможно спрятать в коробочку…